Убийство в Чесапикском заливе
Шрифт:
Способ, к которому я прибегла, чтобы вынудить ее заговорить, представлялся мне единственно возможным в сложившейся ситуации, хотя и достаточно ненадежным. Окажись на месте Сисси другая, умудренная жизнью девица, она попросту рассмеялась бы мне в лицо. Но Сисси не была умудрена жизнью, хотя всем своим поведением старалась доказать обратное. Она покраснела до корней волос, ее мускулистые руки упали на колени, широкие мужские плечи поникли. Она тупо уставилась в одну точку на карте, лежавшей перед ней.
Спустя некоторое время она наконец заговорила:
— Почему вы не спросите
Я не верила своим ушам. Сисси рассказала Эллен о том, что происходило во время Инквизиции?!
— Когда это было? — строго спросила я.
— Я же только что сказала, на следующий день после Инквизиции.
— А почему ты пошла ей рассказывать?
— Я не ходила. Она сама меня вызвала.
Услышать нечто подобное я уж совсем не ожидала. Инквизиция считалась священной привилегией старшеклассниц, и, по установившейся традиции, никто из взрослых не имел права спрашивать о том, что там происходило. Я была совершенно потрясена этим открытием, но не подала вида и продолжала:
— Вот как? Но почему она вызвала именно тебя?
— Чтобы спросить о Мертвой Обезьяне.
— Ну, а как зашла речь о заповеднике Балюстрода?
Сисси пожала плечами с таким видом, словно я задала какой-то совершенно нелепый вопрос.
— Не знаю. Наверное; о том, что Мэри туда ходила, Анджела О'Коннелл рассказала Тэрри, а Тэрри — Морни.
— И поэтому мисс Морни решила расспросить тебя поподробнее?
— Наверно.
— О чем именно она тебя спрашивала?
— Я точно не помню.
— Постарайся вспомнить, — настаивала я.
— В субботу, когда это случилось, — продолжала она после некоторой паузы, — мисс Морни была в Нью-Йорке; она сказала, ей не нравится, когда такие вещи происходят в ее отсутствие. Помнится, я подтвердила слова Анджелы и сказала, что Мэри призналась, что ходила фотографировать птиц и ужасно испугалась, когда увидела в газебо двух людей, о чем-то споривших между собой.
— Ну и?…
— И тогда последовала длинная скучная нотация по поводу того, что ходить во владения Балюстрода строго запрещено и что мой долг старшеклассницы — если мне вообще присуще чувство долга, в чем она сомневается, — сказать ей, кто, по словам Мэри, были эти двое.
— Ну и?
— Как я могла ей сказать, кто были эти две девочки? Мэри и сама не знала. Она сказала только, что как только заметила «их», сразу же пустилась наутек, чтобы они не увидели ее.
— Именно так ты и сказала мисс Морни?
— Ну, а как же еще?
Мне удалось выяснить вполне достаточно, и дальнейшие расспросы могли только повредить делу. Не исключено, что Сисси разгадала бы истинную причину моего интересы, а это совсем нежелательно. И, кроме того, я узнала значительно больше, чем рассчитывала узнать. Несомненно, Мертвая Обезьяна служила для Морни всего лишь поводом для вызова Сисси. Я вдруг подумала, что совсем забыла об этом отвратительном чудовище.
— Хорошо, — сказала я. — Теперь последний вопрос. Что она говорила о Мертвой Обезьяне?
— Велела ее вернуть.
— А откуда она знала, что Обезьяна у тебя?
— Она не знала.
— И ты вернула.
Сисси промолчала, а я поднялась и направилась к лестнице, ведущей вверх, на палубу. Но она остановила меня, в ее глазах был страх.
— Вы не скажете мисс Морни, о чем я только что рассказала Вам? Ведь она предупредила меня: если я расскажу кому-нибудь, что она вызывала меня и спрашивала об Инквизиции, я буду немедленно исключена из школы.
Очевидно, этого все-таки не произойдет, подумала я, Эллен просто пугает ее. Случись такое, Сисси не сможет окончить школу, а «Королева Мэриленда» лишится капитана. К тому же в этом случае Морни придется терпеть Сисси еще один год.
— Я не Анджела О'Коннелл, — сказала я и поспешила на свежий воздух, к солнцу, чтобы обдумать все, что я только что узнала.
Меня озадачило поведение Эллен в отношении Мэри, ведь Тэрри сказала, что они не стали поднимать этот вопрос, поскольку «ребенок и так уже был достаточно наказан Инквизицией». Но в неменьшей степени меня озадачил беспрецедентный в истории школы поступок Эллен, когда в нарушение традиции она решилась допросить Сисси по поводу Инквизиции. И объяснялось это не только желанием выяснить, кто из воспитанниц в данном случае посмел нарушить ее приказ. Уж кто-кто, а Эллен-то прекрасно знает, что по крайней мере половина ее подопечных нарушает приказ. Конечно, она прибегала ко всяким строгостям, но за всеми уследить невозможно, и в конце концов ей ничего не оставалось, как закрыть на это глаза и только надеяться, что сторож или, не дай Бог, сам Балюстрод не поймают кого-нибудь из ее воспитанниц. Так почему же вдруг такой интерес в данном конкретном случае? Я терялась в догадках. Может, она надеялась уличить кого-то из преподавателей? Например, Онзлоу Уикеса, от которого она мечтает избавиться?
За ленчем я спросила Нэнси, кто, по ее мнению, мог одолжить Мэри магнитофон.
— Трудно сказать, Маргарет, — был ответ. — Магнитофоны есть почти у всех девочек, но я не думаю, чтобы кто-нибудь из них согласился одолжить свой магнитофон кому бы то ни было, и уж тем более Мэри.
И все же Нэнси составила список девочек, которые, по ее мнению, могли бы это сделать. Таких набралось всего девять. Я до самого вечера пыталась их разыскать, но так и не нашла и в конце концов оставила эту затею.
Увидев выходящую из актового зала Тэрри, я подошла к ней и объяснила, что меня интересует. Она на минуту задумалась, а потом сказала:
— А Гертруду вы не спрашивали?
Ну конечно, Гертруда!
— У нее есть магнитофон? — удивилась я.
— Думаю, есть, — ответила Тэрри. — По-моему, она пользуется им, когда сдает белье в прачечную, чтобы не обременять себя утомительной писаниной.
Я поспешила к Гертруде, но не застала ее. Потом вспомнила, что в связи с предстоящим спектаклем все должны были пообедать раньше, и, видимо, Гертруда помогала на кухне. Значит, решила я, поговорю с ней после спектакля, поскольку во время спектакля она будет находиться на чердаке и помогать девочкам переодеваться.