Убийство в Невском переулке
Шрифт:
– Значит, Степан Тимофеев.
– Знакомая фамилия?
– Нет-нет, это я так, а дальше?
– А дальше дежурный пошел с Тимофеевым, вызвали меня. Вот и все.
– Вы осматривали место преступления?
– Нет, Иван Дмитрич, я более склонен доверять вашему чутью, поэтому более никто к трупу не подходил, кроме Тимофеева и дежурного.
– Хорошо.
Убитый лежал на спине, широко раскинув руки в стороны. На нем было надето только нижнее белье. Расстегнутый ворот нижней рубахи открывал покрытую седыми волосами грудь, поверх лежал на толстой нитке нательный медный крест.
Иван
– Н-да, – протянул он и пожал плечами. – Становится понятным…
Пристав стоял в нескольких шагах и наблюдал за действиями сыскного начальника, хотел было что-то спросить. Уже открыл рот, но воздержался от любопытства, что же все-таки усмотрел здесь Иван Дмитриевич.
– Ну что, Федор Осипович, картина мне ясна, только вот следствие зайдет в тупик, ежели мы с вами фамилию сего человека, – он указал на убиенного, – не узнаем.
– Попробуем, хотя, – засомневался пристав, – вы что-то узнали?
– Немного. – Путилин помассировал пальцами подбородок. – Они приехали…
– Они? Простите, Иван Дмитриевич, – стушевался капитан.
– Судя по следам, их было трое. Ладно, Федор Осипович, не буду напускать туману. Убитый, видимо, чухонец, это видно по белью и крестику на шее, сегодня же двенадцатое февраля, а значит, Сырная неделя, и, скорее всего, он, наш убиенный, прибыл в столицу для извозного промысла. Это я говорю так, что у чухонцев сани приметный на снегу след оставляют, видите, – Путилин опустился на корточки и провел рукою по колее, – обратите внимание, как подкована лошадь, это тоже говорит, что убитый – чухонец.
– Может, чухонец – убийца, вот сюда труп и привез?
– Нет, Федор Осипович, именно чухонец убит, посмотрите на следы здесь и здесь, это два разных человека, один подволакивает ногу, от этого и след такой, словно кто волочит что-то, а второй, наверное, высокий и весу большого, видите, как промятость выделяется. Убитого снарядили, чтобы он в эти края ездоков довез, вот они доехали сюда. Я уж не знаю причину, по которой чухонца попросили остановиться, видите, лошадь гарцевала и натоптала здесь.
– Вижу.
– Так вот, они, видимо, переехали Чернореченский мост, и сюда. Здесь чухонец остановился, сошел с козел и уже на земле получил первый удар по голове, упал ничком, выпростав вперед руки, словно в последнюю минуту жизни пробовал отползти от злоумышленника. Вот видите, он доскреб до земли, и его еще два раза ударили. Потом сняли с него одежду и на санях уехали.
– Вот поэтому, Иван Дмитрич, я и не подходил к трупу, чтобы не затоптать следы. Я, ей-богу, не приметил того, что увидели вы.
– Не наговаривайте на себя, Федор Осипович, вы все бы заметили и без меня, ведь следы многое дают. Так что стоит искать пропавшего чухонца.
– Да, задачка, – провел рукой по шее капитан.
– Я вам предлагаю проверить постоялые дворы в округе. Думаю, в такой поздний час, как совершено было убийство, чухонец взял последних седоков, которые следовали в его сторону, не думаю, чтобы он промышлял ночью, в такое время люд
– Но ведь сегодня первая ночь, когда он исчез.
– Федор Осипович, не мне вас учить, как искать пропавших. Не первого же вы разыскиваете. Тем более вы на своем участке даже иголку сможете найти.
– Это вы верно подметили, – улыбнулся пристав. – Хотя не перехваливайте.
– Отнюдь, – на лице Путилина тоже появилась улыбка, – не обессудьте, но я могу не только отпускать комплименты.
– Знаю.
– И надеюсь, мне не придется привлекать сыскных агентов к розыску ночлега чухонца.
– Не придется, – со всей серьезностью в голосе произнес штабс-капитан Евграфов.
Иван Дмитриевич долго не размышлял, ехать ли домой или в сыскное.
– На Большую Морскую, – Путилин стукнул по плечу тростью извозчика.
Дежурный чиновник не удивился раннему приходу начальника сыскной полиции, сдержанно поприветствовал, доложил о происшествиях, коих на утренний час не наблюдалось. Об убийстве пристав Евграфов не доложил, ему самому еще не доложились об этом происшествии…
ШТАБС-КАПИТАН ЕВГРАФОВ отправился в участок, домой идти после вечерней размолвки с женой не очень-то и хотелось. За завтраком видеть недовольное лицо любимой женщины было выше сил, особенно когда ее алые губки капризно надувались, а взгляд выражал такую обиду, что хотелось провалиться, лишь бы не ощущать на себе этот выразительный взор.
Окна участка выходили в сторону Бабуринского переулка – унылый пейзаж, в особенности весной и осенью, не радовал взгляд, а сейчас, в зимнее время, хотя бы белый цвет навевал не такие мрачные чувства.
«Первым делом, – размышлял пристав, – надо дать указания околоточным. Каждый из них знает свой участок как свои пять пальцев. Нужно искать лошадь и сани, но о них будет известно после выявления фамилии чухонца, ведь те, кто с ним ночевал, по всей видимости, видели и сани, а значит, могут описать какие-нибудь приметные детали, а далее… – Капитан сжал до боли губы. – Далее, далее… – вертелось в голове, но так ничего толкового и не приходило. – Далее ничего не остается, как идти на поклон к Ивану Дмитричу. А почему, собственно говоря, на поклон, служим одному государю и выполняем одно дело – следим за порядком в столице, пресекаем злодеяния, а если те и происходят, то учинившего преступление надобно, находить, и «тогда ему воздадут по делам его», – закончил он размышления словами из Святой книги…
К семи часам околоточные стояли в коридоре, опасаясь войти в кабинет пристава. Гадали, что могло стрястись, по какой такой надобности их собрали в участке в столь ранний час, ведь часом позже они все равно должны были явиться с докладами о состоянии дел в околотке. А сейчас, как в особом случае, капитан Евграфов отправил за ними посыльных с указаниями.
– Наверное, убийство случилось, – хмурился один.
– Точно, – говорил другой. – Не без этого.
С хмурыми лицами они входили в кабинет, украдкой бросая взгляды на озабоченное лицо Федора Осиповича.