Убийство в особняке Сен-Флорантен
Шрифт:
На бесстрастном лице министра появилась ехидная улыбка.
— …и надеюсь достичь гораздо более внушительных цифр, — усмехнулся он. — Желаю массу удовольствия моему преемнику… Как у вас с ним?
— Последняя аудиенция прошла вполне доброжелательно, никакой язвительности.
Успокоив семью Бурдье относительно их будущего и выслушав в ответ благодарности и благословления, Николя отправился на улицу Монмартр, где Катрина сменила ему повязку и поставила перед ним суп. Он съел суп, макая в него гренки и запивая вином. Затем, встав на скамеечку, он подтянул висевший в камине окорок, отрезал несколько широких ломтей и съел их тут же, на месте. В завершение своей простой трапезы он истребил несколько орехов и свежих яблок. Когда
Воскресенье, 9 октября 1774 года
Николя разбудили заливистые трели флейты, доносившиеся из глубины дома. Если господин де Ноблекур музицировал, значит, он чувствовал себя прекрасно и пребывал в великолепном расположении духа. Завершив туалет и проглотив завтрак, Николя отправился к старому магистрату. Взору его открылась картина, достойная кисти художника-бытописца: в золотистом ореоле утреннего света бывший прокурор, отбивая ногой такт, с упоением наигрывал веселую мелодию сельского танца. Усевшись рядышком, Сирюс и Мушетта внимательно смотрели на него. Николя замер, попав под обаяние зрелища, исполненного безмятежной и светлой радости, и заявил о себе, когда музыка прекратилась.
— Как я рад, что вы, наконец, выздоровели, — произнес он.
Ноблекур направился к любимому креслу.
— О-хо-хо! И это несмотря на то, что меня со всех сторон обложили заботами… А вы, как я понимаю, собрали очередной урожай синяков и шишек?
— Пустяки, — ответил Николя, — я привык. Впервые в меня стреляли еще в незапамятные времена. Когда мне было десять лет, один из гостей моего отца чуть не убил меня, приняв за косулю. Пули только ласкают меня.
— Прекратите насмешничать, ваши друзья места себе не находят, когда вас уносит неизвестно куда. Лучше расскажите мне о ваших последних похождениях. Сыщицкие истории веселят меня и позволяют отдохнуть от привязчивых трелей. Вы даже представить себе не можете, насколько сложно модулировать каждую трель, когда они следуют одна за другой!
Николя рассказал о своей поездке в Версаль и о мрачной находке, обнаруженной после его приезда. Его старый друг страшно разволновался, а потом задумчиво спросил:
— Вы хорошо поразмыслили над выводами, кои вы, полагаю, сделали из покушения на вас? Для начала скажу, что оно похоже на те, жертвой которых вы стали в начале этого года; но, как мы помним, виновники его были высланы. Поэтому можно предположить, что ваш враг, а точнее, ваш убийца, намеревался помешать вам завершить ваше нынешнее расследование. Кому вы стали поперек дороги и чьи интересы затронули? Если говорить о таинственном англичанине, то он, следуя заповедям благоразумия и осторожности, должен не высовываться, а напротив, скрываться, как это обычно делают его собратья по ремеслу…
— И тем не менее…
— Согласен, я предвижу ваше возражение: в большой галерее он разгуливал переодетым, и вы узнали его совершенно случайно, несмотря на его маскарад. Но если он ополчился на вас, значит, вы невольно подошли слишком близко к тому месту, где ваши интересы полностью расходятся. Вы ведете расследование нескольких убийств, и оное расследование затягивает в круг подозреваемых все большее число людей, в том числе королевского министра. А это означает, — теперь внимательно следите за моей мыслью! — что искомый англичанин вполне может быть связан с убийцами. Ваша проницательность грозит срывом порученной ему миссии, которая, как кажется мне, несчастному калеке, увечному на голову и на тело, имеет отношение к одному из сильных мира сего. Судите сами, Сен-Флорантен не мог призвать вас расследовать убийство, совершенное им самим! Я сказал «убийство»? Я ошибся: убийства. А затем приказать убрать вас! Не вижу в этом никакого смысла. За чередой необъяснимых событий кроется нечто
И старый магистрат надолго погрузился в размышления. Николя даже показалось, что он задремал.
— Вас постоянно окружают миражи, дорогой Николя. Все четырнадцать лет, посвященных расследованиям «особых дел», вы ведете бесконечную борьбу с тенями и их двойниками. Выгода, месть, честолюбие, сладострастие и ненависть, подобно призракам, уводят вас в дебри преступности, где у мертвецов, что поджидают вас на пути, два лица, как у известного вам античного божества.
— Боже, — вздохнул Николя, — вы мне напоминаете некоего индейца мик-мака, бившего в барабан и взывавшего к духам! С той разницей, что вы играете на флейте. Да вы настоящая Пифия с улицы Монмартр!
— Смейтесь, смейтесь! В моем возрасте я имею право позволить себе некоторые причуды. И если мне нравится изъясняться намеками…
— Никто никогда не станет оспаривать ваше право.
— Ладно, посмотрим. А сейчас пророчица голодна. Пусть мне принесут суп и сухарики, ибо Пифия приходит во время еды.
— О, — воскликнул Николя, — я непременно передам ваши слова королю, он любит каламбуры, а ваша острота вполне достойна маркиза де Бьевр [36] .
36
Маркиз де Бьевр (1747–1789), король каламбура.
Когда в комнату вошла Катрина, оба друга хохотали от души. Неожиданно их внимание привлек уличный певец, горланивший песенку, в которой, судя по долетавшим до них в раскрытое окно словам, говорилось о герцоге де Ла Врийере; особенно часто повторялся рефрен:
Министр бесталанный и подданный дрянной, Давно пора тебе поддать под зад коленом, Чего ты еще ждешь? Долой тебя, долой! Давно пора тебя вышвырнуть в окно!— Дурная рифма при ядовитом содержании, — заметил Ноблекур. — Этого господина не любят, хотя в качестве министра он не так уж и плох. Вы пойдете со мной в церковь Сент-Эсташ послушать большую мессу?
— С удовольствием, если музыка и еда рассеяли раздражение старосты церковной общины против тех, кто намерен узурпировать привилегию первым получать освященный хлеб. И если вы не боитесь присутствия рядом с вами человека, ставшего мишенью для злоумышленников!
— Значит, у меня есть шанс умереть в приличном обществе, господин маркиз…
Чтобы преодолеть несколько туазов, отделявших их жилище от церкви, Николя решил пройти через тупик, дабы воспользоваться входом бокового придела, однако воинственно настроенный Ноблекур пожелал непременно войти через парадный вход. Едва он появился на пороге, как несколько прихожан устремились к чаше со святой водой, дабы подать ее своему старосте; те же, кто остался на своих местах, почтительно его приветствовали. С уважением сняв шляпу перед установленной недавно мраморной доской с эпитафией генералу Шеверу, Ноблекур под лестный шепот направился к месту церковного старосты. Николя устроился на стуле возле колонны, позади бывшего прокурора. Табличка, прикрепленная к колонне, извещала прихожан о тарифах на погребение в приходе Сент-Эсташ. Запрашиваемые суммы были достаточно велики, и, поразмыслив, Николя решил, что высокая стоимость услуг, без сомнения, объясняется тем, что в квартале проживали в основном состоятельные люди. Здешний кюре подсчитал все: рытье могилы, подставка под гроб, украшения и убранство главного алтаря, вознаграждение малого и большого хора, услуги исповедника, белые перчатки, гроб, приобретенный непременно в приходской мастерской, а не у столяра. Неравенство в обхождении с покойниками наводило на невеселые мысли.