Убийство в особняке Сен-Флорантен
Шрифт:
— Вода и, как следствие, река, постоянно присутствуют в этом деле, — продолжил Семакгюс. — Напомню вам, друзья, что тело изнасилованной жертвы изначально было покрыто мыльной водой, которая потом высохла. По-моему, здесь есть о чем задуматься.
Появился папаша Мари с элегантным серым фраком в руках: от пятен не осталось и следа. Николя проверил, не получились ли на месте пятен залысины, из-за которых шедевру мэтра Вашона придется доживать век в куче старья. Но искусство чистильщика оказалось на высоте. Грязь грозила одежде горожан ежедневно, и, сообразуясь с потребностями, чистильщики совершенствовали свое искусство.
Привратник глядел мрачно.
— Я ничего не нашел про вашего незнакомца, господин Николя. А ведь я проверил все списки. Значит,
— Все в порядке, — успокоил его Николя. — Незнакомца зовут Фрэнсис Сефтон, и он въехал в Париж примерно двадцатого сентября. Он выдает себя за торговца скаковыми лошадьми. Для полноты картины сообщу вам, что любовник девицы Пендрон — это, скорее всего, младший Дюшамплан, ибо его зовут Эд.
— Ах ты, черт! — воскликнул Бурдо. — Как вы его распознали?
— С помощью доктора Семакгюса, напомнившего мне про нормандский выговор.
Доктор пригласил всю компанию поужинать в трактире на улице Монторгей, выбранном как за его отличную кухню, так и за близкое расположение к дому Ноблекура. Семакгюс не хотел лишний раз подвергать испытанию выносливость комиссара, уже проверенную тяжелым днем и ночью. Вначале все четверо говорили только о деле, собравшем их вместе, но когда принесли корзинку с устрицами, Николя не преминул вознести хвалу своим любимым морским моллюскам, свежим, белым и жирным. Остальные сотрапезники не разделяли его пристрастия к сырым устрицам, и Семакгюс, желая прекратить спор, ко всеобщему удовольствию сообщил, что сырые устрицы чрезвычайно полезны для здоровья. Следом за устрицами настала очередь итальянского паштета с макаронами. Вершиной пиршества явилось блюдо с бараньими языками, приготовленными в пергаменте; оно настолько пришлось всем по вкусу, что немедленно призвали хозяина, и после того, как тот согласился пропустить стаканчик вместе с гостями, его легко уговорили раскрыть, шаг за шагом, тайну приготовления этого восхитительного блюда. Надобно, начал он, разрезать каждый язык посредине и обжарить в наилучшем растительном масле, с добавлением петрушки, нашинкованного лука-шалота, луковицы, мелко нарезанных шампиньонов, соли, перца и муската, дабы мясо пропиталось их вкусом, и отправить остывать. Затем на листочек пергамента положить парочку кусочков шпика, половинку языка и ложку зелени с грибами, и завернуть на манер папильотки. Поместить завернутые кусочки на решетку и подержать над угольями, пока внутри пергамента не зашкворчит, а потом выложить на блюдо и полить мясным соком. Восторженные возгласы стали достойным завершением рассказа трактирщика. На десерт подали поздние персики, освежившие и рты, и головы. Семакгюс проводил комиссара на улицу Монмартр, где, ожидая его, дремала возле плиты Катрина. Николя не стал будить бывшую маркитантку и незаметно проскользнул к себе. Но бдительность Мушетты обмануть не удалось: киска ужасно не любила, когда он задерживался, и при виде его возмущенно зафыркала. Однако она была не злопамятна, и едва он лег, как она с мурчанием устроилась у него на груди, уткнувшись своим маленьким холодным носом ему в щеку. И он немедленно заснул.
Суббота, 8 октября 1774 года
Ночью Николя ничего не снилось, и он проснулся бодрым и полным сил. Засыпая его вопросами, Катрина уверенно сменила ему повязку: прежде, на поле боя ей доводилось перевязывать гораздо более страшные раны. Час был ранний, и господин де Ноблекур еще не проснулся, поэтому Николя написал ему записку, где сообщил, что с ним все в порядке, и коротко изложил, какой неожиданный поворот приняло расследование. Для визита в Бисетр он решил облачиться в черную мантию магистрата, надеваемую им в исключительных случаях; в ее длинных и широких рукавах можно было спрятать два заряженных пистолета. Парик он надевать не стал, ибо он сдавливал повязку, и рана могла вновь открыться; для полноты картины он вооружился жезлом из слоновой кости, символом своей власти.
Мысль о том,
Он дошел до улицы Кокийер, где, поймав фиакр, арендовал его на весь день. Выехав из Парижа и проезжая через пробуждавшееся предместье Сен-Марсо, он в очередной раз поразился оживлению, с утра царившему в многочисленных тавернах, где клиентам с рожами висельников продавали поддельную водку и пойло из виноградных или яблочных выжимок; среди пьяниц часто мелькали дети.
Бисетр находился примерно на расстоянии одного лье от центра города. Прильнув к окну, Николя смотрел, как на горизонте постепенно вырастал холм, увенчанный, поистине, гигантским строением. Со стороны дороги, ведущей в Фонтенбло, лечебница из светлого камня казалась настоящим дворцом, у подножия которого простирались поля, виноградники и мельницы, а чуть поодаль поблескивала лента Сены. Николя решил, что столь удачное местоположение выбрано для пользы содержащихся в доме скорби больных, получивших возможность дышать чистым воздухом, не шедшим ни в какое сравнение с миазмами, наполнявшими городские лечебницы. Но когда он приблизился и в нос ему ударил затхлый запах протухшего мяса, напомнивший ароматы, исходившие от большой живодерни на Монфоконе и кипящего котла с гнилыми отбросами на острове Лебедей, мнение его решительно изменилось.
На подъезде к центральному входу его обогнала элегантная двухместная карета; выбравшийся из нее человек во всем черном приветливо помахал ему рукой. Николя узнал доктора Жевиглана, пользовавшего Жана Миссери в особняке Сен-Флорантен. Отвечая на приветствие, комиссар, приподняв треуголку, произнес:
— Я не надеялся увидеть вас столь скоро и, поверьте, очень рад нашей встрече, ибо до сих пор пребываю под вашим обаянием. Вы приехали повидать кого-то из больных?
— Поверите ли, — проговорил доктор, смущенно улыбаясь, — я приехал приобрести несколько трупов.
Частое посещение морга закалило Николя, так что он сохранил спокойствие.
— Полагаю, с целью изучения анатомии?
Черные глаза Жевиглана еще больше потемнели, словно утонули в море тоски.
— Увы, не стану вводить вас в заблуждение: я уже несколько лет изучаю тела скончавшихся от венерических заболеваний, а точнее, занимаюсь вскрытием, чтобы лучше оценить риск, связанный с приемом прописанных им лекарств, от которых они в основном и умирают. Средства, применяемые для исцеления, оказывают гораздо более плачевное воздействие, нежели смертоносная болезнь.
— А какие методы лечения сейчас используют?
— Втирание ртутной мази в сочетании с серными ваннами и длительным голоданием. Больных, по четыре сразу, на несколько часов погружают в одну ванну, ибо не хватает ни ванн, ни свободного доступа к воде. Единственный колодец необычайно глубок, каналов мало, и вдобавок там всегда толпятся ломовые извозчики со своими лошадьми. А вы здесь впервые?
— Мои обязанности прежде не приводили меня в эти стены. Знаю только, что Бисетр является одновременно и тюрьмой, и лечебницей.
— Тюрьмой для самых омерзительных отбросов общества, лечебницей для больных самыми отвратительными болезнями и могилой для безнадежных безумцев. Могу я предложить вам свои услуги и сопроводить вас, если, конечно, вас не призывают срочные дела?..
— Я здесь в связи с расследованием известного вам дела. Я ищу бывшего жениха жертвы: у него венерическая болезнь. Но здесь ли он еще? Я этого не знаю. Впрочем, я с удовольствием последую за вами.
— Предоставьте поиск мне, ибо тут я знаю всех. Лечебницей руководит мать настоятельница, у нее под началом находятся сестры-прислужницы и целая армия помощников. Надо сказать, число пациентов здесь постоянно колеблется, в зависимости от времени года. Зимой оно достигает четырех тысяч пятисот человек.