Убийство в приличном обществе
Шрифт:
— Я пришла взглянуть своими глазами, куда Бесси ходит каждую неделю, — сухо ответила я. — Я отвечаю за нее.
Миссис Скотт встретила мои слова натянутой улыбкой.
— Приятно слышать, миссис Росс, что вы так серьезно относитесь к своим обязанностям. Бесси хорошая девушка; она много помогает нам. Как по-вашему, вы многое почерпнули сегодня вечером?
— Почерпнула? — удивленно переспросила я.
— Вы узнали то, ради чего пришли сюда? — Ее тон нельзя было назвать откровенно издевательским, но я уловила в нем насмешку.
— Да, наверное, — ответила я. — Хорошо, что Бесси вам помогает, но
Миссис Скотт уже не слушала меня. Она смотрела на кого-то за моей спиной; ее бледное лицо слегка порозовело. Я почувствовала, как мне в щеку кто-то дышит, и уловила аромат фиалковых пастилок. Я обернулась.
— Дорогая мадам, — сказал мистер Фосетт, — правильно ли я понимаю, что вы — хозяйка Бесси? — Он бегло погладил Бесси по голове, на которую она сегодня надела свой лучший чепец.
Бесси просияла, как будто наступило Рождество. Фосетт благожелательно улыбался мне; я подумала, что такая улыбка не вяжется с его молодостью… а он в самом деле оказался молодым. Его возраст я угадала более или менее верно. Ему не могло быть больше тридцати лет. Чистое лицо, большие, широко расставленные глаза, орлиный нос… Свои длинные кудри он успел расчесать после проповеди. Он снова напомнил мне архангела, нарисованного на витраже.
— Да, — сухо ответила я. Не знаю почему, но в голове стало пусто. Я приготовила целую речь, но все слова как будто куда-то подевались. И все же я не сдавалась. — Вы замечательный оратор, мистер Фосетт.
Он слегка поклонился. Я не могла оторваться от его глаз. Они были необычайного цвета — ни синие, ни зеленые, пожалуй, цвета морской волны…
— Миссис Росс, наше дело чрезвычайно важно и не может не волновать всех.
— Мистер Фосетт, — продолжала я, — буду с вами откровенной. Я пришла поговорить относительно неких листовок.
Он состроил удивленную мину.
— Вчера Бесси заходила за ними сюда, из-за чего вернулась домой очень поздно. Как вам известно, вечер был очень туманный, и мы с мужем волновались за нее… — Я понимала, что говорю быстро и бессвязно, но ничего не могла с собой поделать.
Мистер Фосетт перевел взгляд на Бесси и укоризненно покачал головой. Радость девочки тут же сменилась унынием. Ее лицо мгновенно привело меня в чувство.
— Она не виновата! — отрывисто продолжала я. — Ее убедили в том, что распространять листовки — ее долг. Но я не позволю ей раздавать какие бы то ни было листовки вне зависимости от их содержания.
— Значит, она ничего не будет раздавать, — вкрадчиво ответил Фосетт. — Бесси, ты слышишь? Ты не будешь распространять листовки, поскольку твоя хозяйка против. Прежде всего ты должна была заручиться ее согласием!
— Да, сэр, — с жалким видом ответила Бесси.
— Бесси, может быть, ты поможешь собирать чашки? — предложила я.
Бесси бочком удалилась, не сводя с нас взгляда.
— Я ни в чем не обвиняю Бесси, — продолжала я, — и хочу сразу расставить все точки над «i». Ваша проповедь произвела на меня сильное впечатление, но меня очень тревожит то, что вы играете чувствами собравшихся. Кроме того, по-моему, привлекать молодых людей и даже детей к вашим собраниям совершенно недопустимо.
У меня за спиной возмущенно ахнула миссис Скотт. Я по-прежнему неотрывно смотрела на Фосетта.
К моему удивлению, он снова
— Дорогая мадам, — он снова слегка подался вперед, глядя на меня своим почти гипнотическим взглядом, — вы не верите!
— Я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать свои религиозные убеждения! — отрезала я, выдергивая руку.
— Совершенно верно. Я имел в виду другое. Вы не верите в то, чем мы здесь занимаемся. Надеюсь, вы придете снова и вас убедят примкнуть к нашему делу.
С этими словами он снова улыбнулся, слегка поклонился и отплыл от меня прочь к какой-то своей ревностной почитательнице.
Я обернулась к миссис Скотт. Она смотрела на меня с откровенной неприязнью.
Выйдя из зала, мы увидели на улице карету. Мне показалось, что она ждет миссис Скотт.
— Правда, он необыкновенный? — спросила Бесси, выводя меня из задумчивости.
— Определенно, — ответила я.
— И такой красивый джентльмен, — задумчиво продолжала она.
— Да. Но ему самому, по-моему, очень угрожает грех тщеславия! — резко сказала я.
Бесси мои слова изумили, но она промолчала.
Сзади послышались цокот копыт и грохот колес. Нас обогнала карета, которую я видела раньше. Я успела заметить, что внутри сидят миссис Скотт и мистер Фосетт.
Интересно, подумалось мне, везет ли она его к нему домой, совершая акт милосердия, или пригласила к себе, чтобы тот, возможно, обратился там к более узкому, избранному кругу? Я подозревала, что Фосетт в его темно-серых панталонах, с густыми кудрями и бриллиантовой булавкой в галстуке способен стать центром внимания в каком-нибудь модном салоне.
Дома я рассказала Бену обо всем.
— Ты запретишь ей посещать собрания? — спросил он, выслушав меня.
Я замялась:
— Не знаю. Нет, во всяком случае, не сразу. Она возмутится, и у нее появится повод еще больше восхищаться Фосеттом. Я сказала им все, что думаю. По-моему, теперь, когда они знают, что я за ними слежу, они будут осторожнее с Бесси.
Бен положил голову на спинку кресла и попросил:
— Лиззи, скажи, какого ты мнения об этом проповеднике, Фосетте?
— По-моему, — медленно ответила я, — он опасный человек!
— Опасный?! — Бен удивленно поднял черные брови.
— Нет, он не похож на тех, с кем тебе обычно приходится иметь дело, — поспешно продолжала я. — Не думаю, что он способен на кого-то напасть. Просто он обладает большой властью над слушателями, когда говорит… Поверь мне, Бен, сегодня все собравшиеся в зале женщины и даже мужчины готовы были выполнить любую его просьбу, любой приказ! Сегодня он призывал их отказаться от крепких напитков. Наверное, в такой просьбе нет ничего плохого, хотя его проповедь меня несколько утомила. Мой отец всегда рекомендовал больным пить немного портвейна. Помню, однажды он сказал, что виски с горячей водой лечит простуду лучше всяких порошков. Фосетт явно умеет заставить людей раскошелиться. Сейчас он призывает жертвовать на благородное дело… Но меня волнует другое. Он способен убедить в чем угодно любую толпу! И заставить людей сделать все, о чем он их просит.