Убийство в старом доме
Шрифт:
Я не знала, что сказать, но Ньюджент все стояла с платьем на вытянутых руках и ждала ответа.
— Очень мило со стороны миссис Парри, — наконец выдавила я из себя. — Сейчас же пойду и поблагодарю ее, если она меня примет.
Мне показалось, что платье должно быть мне как раз впору. Видимо, когда-то тетя Парри была гораздо стройнее! Больше всего работы требовали рукава; они оказались довольно длинными, по старой моде.
Я взяла у Ньюджент платье. Оно почти ничего не весило по сравнению с другими моими нарядами. Шелк нежно шелестел у меня в руках, словно тончайшая папиросная
— Я и сама немного шью, — сказала я. — Если вы мне поможете, у нас наверняка все получится и не придется беспокоить портниху.
Отказаться от подарка я не могла, но решила не обращаться за помощью к портнихе. Она наверняка сообразит, что ее позвали перешить ношеное платье, которое богатая женщина решила подарить бедной компаньонке.
— Вы совершенно правы, мисс! — довольно весело заметила Ньюджент. Мне пришло в голову, что ей самой не терпится заняться красивой материей. — Я передам хозяйке. Если позволите, я уже осмотрела платье. Времени на перешивание уйдет совсем немного. Надо будет подпороть рукава — вон там, у кокетки. Потом можно отрезать полоску от юбки, там материи много, надставить, и выйдут рукава-фонарики. Потом мы все снова пришьем к корсажу, только швы заштопаем…
— Ньюджент, вы уверены, что у нас получится? — с сомнением спросила я.
— Что вы, мисс, мне приходилось делать шитье и посложнее. Когда хозяйка… наверное, не следует это говорить… в общем, когда она начала немного толстеть, мне пришлось распускать все ее платья, а фасоны у многих оказались сложными. В конце концов она заказала себе кучу новых нарядов, ведь мода быстро меняется… — Ньюджент с самодовольным видом похлопала по шелковому платью. — Это платье мне всегда нравилось. Хозяин привозил разные красивые ткани с Востока; и этот шелк привез из дальних краев. Жаль только, что у меня в шкатулке нет подходящих по цвету шелковых ниток.
— Ничего страшного, — быстро сказала я. — Я сегодня схожу и куплю.
Ньюджент вышла, и я осталась одна, расстелила платье на кровати и посмотрела на него, стараясь разобраться в собственных чувствах.
Несмотря на уязвленную гордость, я была благодарна миссис Парри. Очевидно, она заметила, как скуден мой гардероб. И пусть ее подарок смутил меня, обижаться глупо… Я внушала себе, что миссис Парри подарила мне платье из лучших побуждений, и я не должна отвечать ей черной неблагодарностью. Но только ли по доброте душевной она подарила мне платье? Наверное, ей неприятно, что я вечер за вечером появляюсь за ужином в одном и том же наряде. Да, видимо, так и есть! Впрочем, в моей голове мелькали и другие догадки относительно неожиданного подарка, и эти догадки мне совсем не нравились.
После нашего вчерашнего разговора я перестала доверять тете Парри. Она сразу поняла, что мне не по душе ее стремление как-то использовать мое детское знакомство с инспектором Россом. Ей захотелось сгладить неблагоприятное впечатление, которое она на меня произвела. А еще она хотела переманить меня на свою сторону, чтобы потом опять-таки извлечь выгоду из моего знакомства с Россом. Тогда красивое платье очень походило на взятку.
Я сразу же пошла в комнату к тете Парри, чтобы поблагодарить ее за подарок, решив, что отсрочка лишь усугубит
Тетя Парри, в ночной оборчатой рубашке и кружевном чепце, сидела в кровати, обложенная целой грудой пуховых подушек, и пила чай из тонкой фарфоровой чашки, расписанной розами. До моего прихода она просматривала утреннюю почту, но отложила письма в сторону и благосклонно встретила и меня, и мои изъявления благодарности, а затем жестом услала меня прочь, сказав, чтобы я вернулась позже и тогда мы все обсудим. Я ушла, но успела заметить на одном из конвертов крупный штамп железнодорожной компании.
Я решила, что мне придется отложить поход за покупками на более позднее время. В самом деле, около одиннадцати ко мне снова пришла Ньюджент и сказала, что миссис Парри собирается высказать свое мнение по поводу фасона шелкового платья. Поэтому нам снова пришлось нанести визит в ее будуар. На сей раз я застала тетю Парри за туалетным столиком; волосы ее были аккуратно завиты и подколоты; только пара локонов нависали над ее пухлыми щечками. Вместо пеньюара она носила шелковое кимоно, вышитое хризантемами.
— Тоже с Востока! — прошептала Ньюджент мне на ухо.
Бросив взгляд на туалетный столик, я поразилась обилию средств для поддержания женской красоты. Столик был тесно уставлен стеклянными флаконами с духами, кремами для рук, бутылочками с притираниями для кожи, горшочками с румянами, кистями, гребнями, булавками и щипцами для завивки. Зато писем, которые тетя Парри просматривала сегодня утром, не было и следа.
Мы с Ньюджент подробно рассказали, как намерены перешить платье. Тетя Парри выслушала нас вполне благосклонно и сказала: да, мы придумали неплохо, но нельзя ли?.. За этим последовал длинный список усовершенствований, которые, впрочем, не показались мне особенно дельными. Даже если в юности тетю Парри и учили шить, помимо обязательных швов, ее умение свелось к подрубанию носовых платков и штопке чулок.
Мы с Ньюджент слушали внимательно и благодарили ее, а сами украдкой переглядывались, давая понять друг другу, что будем придерживаться наших первоначальных замыслов.
— Садитесь, дорогая моя, — пригласила тетя Парри, когда Ньюджент унесла шелковое платье.
Я села на табуретку, обитую бархатом.
— Дорогая Элизабет, на уме у меня не только ваш гардероб. Я много думала обо всем. — Тетя Парри вздохнула и продолжала: — Правда, учитывая печальные обстоятельства смерти бедной Маделин, просто чудо, что я еще способна думать о чем-то другом. Мне в самом деле стало очень грустно. Скорее бы все закончилось!
Она помолчала — совсем недолго, только чтобы удостовериться, что я обратила внимание на ее точку зрения и перескажу ее, когда в следующий раз увижусь со своим старым приятелем инспектором Россом. Затем, очевидно задвинув Маделин в какую-то другую область сознания, отведенную для траура, тетя Парри бодро продолжала:
— Вы девушка практичная и наверняка простите мне мою откровенность, когда поймете, что я пекусь лишь о вашем благе. — Она похлопала меня по руке. Такой жест я привыкла воспринимать настороженно; как правило, он предварял собой дурные вести.