Убийство в Вене
Шрифт:
Часовщик открыл коробку и начал заряжать оружие. Мондьяни спросил, нужен ли тут глушитель. Часовщик, не поднимая глаз, утвердительно кивнул.
– Эта штука произведена не в Австрии. Такие производятся здесь, – с чрезвычайной гордостью произнес Мондьяни. – В Италии. Отлично работают. При выстреле оружие как бы издаст шлепок.
Часовщик приставил глушитель к правому глазу, одобрительно кивнул и положил его на письменный стол рядом с остальными вещами.
– Вам еще что-нибудь нужно?
Часовщик напомнил синьору Мондьяни, что он просил приготовить мотоцикл.
– Ах да, motorino, –
Часовщик взглянул на свои часы. Мондьяни понял намек и ускорил процедуру. На блокноте для стенографирования он написал изгрызенным карандашом счет.
– Оружие чистое, и принадлежность его не может быть прослежена, – произнес он, царапая карандашом по бумаге. – Советую, когда дело будет сделано, бросить оружие в Тибр. Полиция никогда его там не найдет.
– А мотоцикл?
– Украден, – сказал Мондьяни. – Оставьте его в каком-нибудь публичном месте с ключом в зажигании – например, на многолюдной площади. Я уверен, что через две-три минуты он найдет новый дом.
Мондьяни обвел карандашом последнюю цифру и повернул блокнот так, чтобы было видно Часовщику. Слава Богу, цифра была в евро. Часовщик, будучи сам бизнесменом, терпеть не мог рассчитываться в лирах.
– А вы накрутили, верно, синьор Мондьяни?
Мондьяни передернул плечами и одарил Часовщика еще одной препротивной улыбкой. Часовщик взял глушитель и старательно привинтил его к концу ствола.
– А вот это, – сказал Часовщик, постучав указательным пальцем свободной руки по блокноту, – это за что?
– Это мой гонорар брокера, – с самым невинным видом произнес Мондьяни.
Часовщик так и видел его рядом с каким-нибудь беззащитным пилигримом. «Да, святой отец останавливается тут раз в неделю, чтобы благословить то, что здесь находится».
– Вы берете с меня за «глок» в три раза больше того, что я заплатил бы в Австрии. Это и есть, синьор Мондьяни, ваш гонорар брокера.
Мондьяни с вызывающим видом скрестил на груди руки.
– Так поступают в Италии. Вы хотите получить ваше оружие или нет?
– Да, – сказал Часовщик, – но по разумной цене.
– Боюсь, такова сегодня стоимость этой вещи в Риме.
– Для итальянцев или только для иностранцев?
– Пожалуй, лучше будет, если вы обратитесь с вашей просьбой в другое место. – Мондьяни протянул руку. Она дрожала. – Верните мне оружие, пожалуйста, и отправляйтесь отсюда.
Часовщик вздохнул. Быть может, так оно лучше. Синьор Мондьяни, несмотря на заверения человека из Вены, не внушает большого доверия. Синьор Мондьяни, обороняясь, поднял руки. Выстрелы пробили сначала его ладони, потом лицо. Часовщик, выходя из кабинета, понял, что Мондьяни по крайней мере в одном не соврал. Оружие было практически бесшумным.
Он вышел из лавки и запер за собой дверь. За это время стемнело – купол базилики утонул в почерневшем небе. Часовщик вставил ключ в зажигание мотоцикла и включил мотор. И через минуту он уже мчался по виа делла Консильяционе к грязным стенам замка Святого Ангела. Он пролетел через Тибр, пробрался сквозь
Сняв шлем, он вошел в вестибюль, повернул там направо и прошел в маленький, похожий на катакомбы бар со стенами из старинного римского гранита. Часовщик заказал кока-колу – он был уверен, что сумеет это сделать, не выдав своего австрийско-германского акцента, – и, получив у бармена напиток, сел с ним за столик возле прохода из вестибюля в бар. В ожидании он ел фисташки и листал итальянские газеты.
В семь тридцать из лифта вышел мужчина – коротко остриженные темные волосы с сединой на висках, яркие зеленые глаза. Он оставил ключ от номера у портье и вышел на улицу.
Часовщик допил свою кока-колу, затем вышел из отеля. Он перебросил ногу через сиденье motorino и включил мотор. На руле висел на ремешке черный шлем. Часовщик достал красный шлем из багажника и надел его, а черный положил в багажник и захлопнул крышку.
Он посмотрел вперед и увидел, как фигура зеленоглазого мужчины постепенно исчезает в темноте виа Джулия. Тогда он отвел назад дроссель и медленно поехал за ним.
22
Рим
Столик в «Ла Карбонара» был заказан на четверых. Габриель отправился на пьяцца Фарнезе и увидел Познера, ожидавшего возле Французского посольства. Они пошли в «Альпомпьере» и заняли уединенный столик в глубине. Познер заказал красное вино и поленту и вручил Габриелю ненадписанный конверт.
– Потребовалось некоторое время, – сказал Познер, – но они все-таки нашли ссылку на Кребса в отчете о нацисте по имени Алоис Брюннер. Знаете что-либо о таком?
– Он был главным помощником Эйхманна, – ответил Габриель, – специалист по депортации, хорошо обучен искусству загонять евреев в гетто, а потом в газовые камеры. Он работал с Эйхманном по депортации австрийских евреев. Позже, во время войны, занимался депортацией в Салониках и в вишистской Франции.
Познер, на которого это явно произвело впечатление, насадил на вилку кусок поленты.
– А после войны он бежал в Сирию, где жил под именем Жоржа Фишера и был консультантом правительства. Так или иначе, современная сирийская разведка и службы безопасности были созданы Алоисом Брюннером.
– А Кребс работал на него?
– Похоже, что да. Вскройте конверт. И кстати, будьте любезны, отнеситесь к этому докладу со всем уважением, какого он заслуживает. Мужчина, составивший его, заплатил за эти данные очень высокую цену. Взгляните на кодовое имя агента.
Менаше было кодовым именем легендарного израильского разведчика Эли Коэна. Коэн родился в Египте в 1924 году, а в 1957 году эмигрировал в Израиль и сразу добровольно пошел работать в израильскую разведку. Его психологический тест дал смешанные результаты. Определение личностных характеристик и профессиональных способностей показало, что он в высшей степени умен и наделен необыкновенной памятью на детали. Но при этом была также обнаружена опасная склонность к «преувеличению собственной персоны» и было предсказано, что Коэн на оперативной работе способен идти на ненужный риск.