Убийство в Верховном суде
Шрифт:
— Господи, как вы мерзки…
— Мисс Джонс, я буду на своем рабочем месте в кабинете судьи Коновера в восемь утра. Вот мой внутренний телефон. — Она написала номер на клочке бумаги.
— Идите к дьяволу.
— Как скажете, мисс Джонс. Спокойной ночи…
Лори подождала несколько секунд, затем выключила свет и вышла в коридор. Веры уже не было. Лори вернулась в кабинет Коновера. Заметив, что из-под двери в личный кабинет судьи пробивается тонкий луч света, она замерла. Лори была уверена, что выключила свет всюду, прежде чем отправиться
Сесили Коновер разглядывала что-то, склонившись над столом мужа. Она испуганно вздрогнула, вскочила и, оступившись, буквально упала в большое кожаное кресло судьи.
— Что вы здесь делаете? — строго проговорила Лори.
— Я… Господи, как вы меня напугали. Я искала то досье…
— Как вы смеете рыться в его столе!
Сесили встала.
— Я звонила вам и просила вашей помощи. Мне необходимо найти это досье. Оно не имеет никакого отношения к суду, к правительству, к чему-нибудь, помимо моей жизни… Как вы не можете понять? Я тоже пытаюсь выжить, как и он.
— Похоже, ему это удалось?
— Да, по меньшей мере настолько, чтобы подать на развод, который лишит меня всего, что мне принадлежит по праву…
— С каких это пор жена, изменяющая мужу с первым встречным, имеет какие-то права при разводе?
— Это вы мне говорите?
— Убирайтесь отсюда.
— Пожалуйста, мисс Роулс… Я заплачу вам. Если у меня будет это досье, я хотя бы получу приличные алименты. И поделюсь ими с вами, я обещаю… Я сделаю все, что вы хотите, только достаньте его мне…
Лори выключила свет и вышла в приемную, оставив Сесили в темноте. Сесили медленно прошла по застеленной ковром комнате и приблизилась к Лори.
— Почему вы не прислушаетесь к голосу разума, мисс Роулс? Кларенс говорил мне, что вы самая умная женщина, которую он когда-либо встречал…
Лори, до этого стоявшая спиной к Сесили, быстро обернулась:
— Он так сказал?
— Да. Думаю, таким образом он хотел дать мне понять, что я глупа. Он любил повторять, что я дура…
— Я знаю, — сказала Лори, с удовлетворением отметив выражение лица Сесили, — миссис Коновер… полагаю, что пока еще я могу вас так называть… Сведения, которые ваш муж собрал о вас, в надежном месте.
— Да? Где они?
— У меня. Мне передал их Кларенс.
— Так отдайте же их мне, ради Бога! Зачем они вам?
— Может быть, мы до чего-нибудь договоримся. А пока что не сомневайтесь, все это останется между нами. Исключение составляет ваш муж. Но на самом деле они имеют для него ценность только в том случае, если находятся у него в руках, не правда ли?
— Вы меня шантажируете.
— Напротив, вы предлагали мне различные условия. Послушайте, вам нужно будет всего лишь время от времени видеться со мной… Мы сможем пообедать, может быть даже поужинать.
— Да… У нас есть Кларенс…
— Ну нет, это нас скорее разъединяет, миссис Коновер. Кларенс любил меня. Вы же для него были лишь минутным развлечением. Спокойной ночи, миссис Коновер, вы знаете, где здесь выход.
Он вошел в темный зал заседаний и остановился рядом с судейской скамьей, легко коснувшись ее кончиками пальцев. Здесь собирается высочайший консилиум Америки: при свете дня восемь мужчин и одна женщина решают судьбы миллионов людей, таких не похожих друг на друга, таких разных. Власть этих девяти избранных столь же весома, как и тонны мрамора молочного цвета, пошедшие на украшение этого ристалища. Может быть, даже весомее.
Слова. Миллионы слов, произнесенных здесь от имени приговоренных к смерти, обездоленных, взывающих к справедливости. От имени корпораций, судящихся с гражданами, причем проблемы всегда оказывались важнее, чем люди, требующие их решения. Поистине суд был их последним пристанищем.
Все здесь театрально, подумал он, зал — уснувший гигант, насытившийся сегодняшними жертвами и ожидающий нового дня, нового дела, которое будут обсуждать и решать в пользу истца или ответчика, героя или злодея, христианина или льва.
Он видел возвышающиеся над ним девять судейских кресел: все разной формы и высоты, каждое повернуто в свою сторону. Он улыбнулся: при всей педантичности прочих судебных отправлений этот разнобой кресел казался забавным; их никогда не выстраивали строго в ряд, и правильно. Ведь и решения единогласные и упорядоченные случались нечасто.
Он поднялся по ступенькам, ведущим к скамье, и медленно прошел за креслами, остановившись у центрального. Оно было повернуто влево. Он сел в кресло, не меняя его положения, просто глядя в том направлении, куда оно указывало, в сторону окон и фонтанов. Кресло показалось ему неуютным…
Она вошла в зал суда и остановилась у двери. Свет, отражаясь от фонтанов, отбрасывал блики на проходы и скамьи, выхватывал из мрака часть длинных медных перил, скользил по молчащим микрофонам, иногда достигая потолка.
В этой игре бликов выделялся один островок, почти постоянно освещенный каким-то невидимым глазу источником, — помост для свидетелей. Она почувствовала себя спокойнее, чем несколько минут назад, хотя знала, что это самообман. До того срыва, которому, славу Богу, не было свидетелей, она полностью владела собой. А потом произошло непонятное: словно из ее тела были выдернуты пробки и вся ее решимость и самообладание вытекли из него до последней капли, оставив после себя лишь дрожь и опустошение, странное чувство, как будто она вот-вот разобьется на тысячи кусков. Лори Роулс… Эта ужасная женщина послужила катализатором ее приближающегося краха… Господи, да она просто перевоплощение Кларенса, еще хуже, если такое возможно.