Ублюдок, притворись моим парнем...

Юдина Екатерина

Все же он изверг. Флавье было прекрасно известно, как причинять боль и все свои знания он с удовольствием применял на мне. У меня даже возникла мысль, что Леон-Гонтран уже не наказывал меня, а просто развлекался. Черт, учитывая все садистские склонности этого ублюдка, я никак не могла понять, как по собственной воле можно захотеть с ним интима. Секс с Леон-Гонтраном это самоубийство. Хотя, какое к чертям самоубийство. Тут просто убийство. Я почему-то уже не сомневалась в том, что Флавье может затрахать если не до смерти, то точно

до полного изнеможения и обморока.

Насколько же сильно я возненавидела тот день, когда я решилась на то, чтобы попросить помощи у Флавье. И я жгучей ненавистью пропиталась к самому Леон- Гонтрану, поэтому, несмотря но общую слабость, я продолжала сопротивляться и шептать ругательства в сторону ублюдка. Впрочем, уже скоро мое желание противостоять было раздавлено страхом и на пустующее место в моем сознании ступила мольба. Флавье захотел зайти куда дальше. Он собирался меня поиметь.

— Нет, стой. Не нужно, — лихорадочно пробормотала я, когда парень достал из кармана своих джинс презерватив и кинул его на кровать. — Ты же сказал, что не тронешь меня до конца месяца, если я сама этого не захочу.

— Это было раньше, — Флавье снял с себя футболку и отбросил ее в сторону. Его рельефный торс и татуировки виднеющиеся на смуглой коже, у многих девушек вызвали бы восхищение, смешанное с желанием, а я испытала лишь очередную порцию страха. — Поскольку ты, как самая последняя дрянь, даешь свой номер телефона непонятно кому, я решил, что нет смысла тянуть. Ты этого не заслуживаешь.

— Нет, я не давала им свой номер, — я закричала, когда Флавье начал стаскивать с меня штаны. — Я продиктовала выдуманные цифры, лишь бы они отстали от меня!

— Да? Как интересно, — по тому, как Флавье произнес эту фразу, я поняла, что ему ничерта не интересно и мои слова уже дела не меняли. По внешнему виду Леон- Гонтрана вообще было сложно что-либо понять, но от того, как потемнели его глаза и штаны прилично оттопыривались в нужном месте, я осознала, что останавливаться он не собирался.

— Пожалуйста, не нужно, — меня начало трясти от страха. Боль я могла выдержать. Но еще одно изнасилование меня бы уничтожило. Поэтому я забыла про гордость и начала умолять Леон-Гонтрана не заходить дальше. — Пожалуйста… Умоляю. Не нужно. Сейчас не нужно. Я больше не буду пытаться избегать тебя и без твоего разрешения даже из общежития не выйду. Только не делай этого сейчас. До конца месяца. Ты же дал мне время подумать.

— Я не давал тебе времени на размышления. Думать могут те, у кого есть выбор. У тебя его нет, — Флавье остановился и посмотрел на меня мрачным взглядом. — Это время было нужно для того, чтобы ты смирилась и я смог найти того, кто тебя преследует. Я же не хочу, чтобы на мою личную шлюху претендовал еще кто-то. Но ты сама виновата.

— Нет, подожди… Я смирюсь. Я соглашусь. Только, пожалуйста, дай мне эти две недели, — я была готова сказать и пообещать все, что угодно, лишь

Флавье остановился, хотя, внутренне меня раздирало от собственных слов.

— Ты будешь себя хорошо вести? — спросил Флавье, а я тут же активно закивала. — Ты будешь меня слушаться? — я вновь закивала, а Леон-Гонтран нахмурился и сложил губы в тонкую линию. — Хорошо. Я сейчас не зайду дальше, хотя останавливаться мне не хочется. При этом, Куница, если я хотя бы раз увижу, что ты флиртуешь, или общаешься с другими парнями…

— Я этого делать не буду, — я поспешила заверить Флавье в этом.

— Отлично, — Леон-Гонтран оттолкнул меня от себя, так, что я опять упала на кровать.

Ублюдок как-то странно улыбнулся. Не знаю, как это объяснить. Просто, у меня создалось впечатление, что от этой улыбки веяло чем-то не добрым. Хотя, какая вообще может идти речь о добре, когда дело касается Флавье?

Парень отошел окну и не торопясь выкурил сигарету. Какое-то время он вообще на меня не смотрел, но когда весь табак превратился в пепел и Флавье бросил окурок в пепельницу, парень вновь подошел ко мне, чтобы развязать ремень, все это время сковывающий мои руки. Тогда Леон-Гонтран произнес еще одну фразу, которую я никогда не забуду.

— Хорошая девочка. Моя девочка, — на лице парня был хищный оскал и эти слова мне показались ничем иным, как очередной меткой.

— Твоя девочка?.. Раньше ты называл меня твоей шлюхой… — я не знаю, почему сказала это. Просто слова сами по себе слетели с моих губ.

— Одно другому не мешает, — Флавье встал с кровати и сказал, чтобы я одевалась, иначе он передумает и все же набросится на меня. Естественно, я тут же начала натягивать штаны, которые Леон-Гонтран успел стащить мне до колен.

Тело практически не слушалось меня, а руками я вообще двигала с трудом. У меня создалось впечатление, будто меня сбил грузовик, ведь ни с чем иным мое состояние было несравнимо.

Как только я натянула штаны, Флавье пошел к двери и я поплелась за ним. Мы молча вышли на улицу, где я вздрогнула от холодного ночного ветра. Я удивилась, когда Леон-Гонтран накинул на меня свою кожаную куртку, от которой исходил такой сильный запах сигаретного дыма, и попыталась отказаться от нее, но ублюдок напомнил о том, что я обещала не возражать ему.

До моего общежития мы доехали довольно быстро, но по пути к нему так же не обмолвились ни словом. Лишь, когда мы Гелендваген остановился около здания, Флавье сказал:

— Мне не нравится, когда ты надеваешь штаны. С завтрашнего дня носи только юбки или платья.

— Но ты же ранее говорил, что я странно смотрюсь в юбке, — против воли я вспомнила слова Леон-Гонтрана, которые отлично сохранились у меня в памяти: «Куница в юбке… Странное зрелище».

— Юбка или платье, Куница. Больше никаких штанов, — таков был ответ парня. — А теперь, выметайся из машины. У меня еще много дел.