Убойная марка (Роковые марки)
Шрифт:
Ксавусь с детства боится сумасшедших, а Фялковский выглядел просто ненормальным. Упёрся — не отдаст раритет, оставит себе, деньги совал парню. Что тому оставалось делать? Взял деньги…
— Сколько? — спросила я.
— Три тысячи. Так он сказал.
— Три тысячи? — фыркнула я. — Да брактеат стоит никак не меньше тридцати тысяч. Врёт твой Ксавусь как дикий мерин.
— Как сивый, — поправил меня Януш. — Никто и не сомневается, что он врёт. Мне кажется, оно пригорает…
Вытряхнув гренки на тарелку, я сунула сковороду под кран.
— Ну ладно, что было дальше?
В этот
— Я, собственно, приехала за машиной.
И решила на секундочку заглянуть. Не помешаю?
Я встревоженно оглядела девушку. Януш с нацепленным на вилку гренком тоже застыл, глядя на вошедшую.
Было на что посмотреть. Видно было, как девушка изо всех сил старается выглядеть спокойной и даже равнодушной. Плотно сжатыми губами она тщетно пыталась изобразить приветливую и даже милую улыбку. При этом лицо искажалось судорогой, затем каменная неподвижность превращала его в посмертную маску. Да и макияж, которого удостоился лишь один глаз, способствовал общему небанальному выражению. Я испугалась.
— Может, кофе выпьешь? Конечно же, ты не мешаешь.
— Да? — загробным голосом переспросила она. И добавила:
— Охотно выпью.
В ускоренном темпе мы переместились из кухни в комнату, Януш со своими гренками, и я с кофе для Гражинки. Гражинка автоматически прихватила оба стакана с чаем. Кое-как удалось девушку тоже усадить за стол.
— Говори же, говори, — торопила я Януша, продолжая с тревогой следить за Гражиной. — Ты остановился на трех тысячах, одной десятой истинной стоимости брактеата. Так Ксавусь наврал следствию, — это уже в сторону Гражинки.
— А ты уверена, что монета должна стоить тридцать тысяч? — засомневался Януш.
— Столько дали на аукционе за такой же экземпляр несколько лет назад, так что теперь цена может быть намного выше. А что он ещё врал?
В общих чертах дело обстояло так: Ксавусь нехотя признался, что три тысячи у него как-то уж слишком быстро разошлись. Нет, он непременно собирался вернуть их дядюшке, но тот устроил ему такой жуткий скандал, что больше парень о деньгах не заикался. Деньги дяде ни к чему, он требовал возврата монеты, грозил судом Фялковскому и вообще такое устраивал, что на него страшно было смотреть: грозил то с собой покончить, то наложить на племянника страшное проклятие и не пускать его больше на порог своего дома, то вообще неизвестно чем ещё. А Ксавусь очень любит дядюшку, вот он и приложил все усилия, чтобы паршивый брактеат вернулся к дяде.
К сожалению, о признании Ксавуся я узнавала в устном пересказе. А лучше бы получить дискетку с записью. Мне очень не хватало сопутствующих допросу звуков: скрипа стула под подозреваемым, его заикания и пауз, сопровождаемых всякими там гм.., эээ.., мэээ и пр., а также заметок на полях проницательной секретарши о выражении лица подозреваемого или ещё о каких-то его телодвижениях. Очень, очень не хватало этих дополнительных данных.
Я вслух выразила сожаление.
Януш с пониманием воспринял мои претензии. Он внимательно слушал запись, которую сейчас пытался мне пересказать, и добросовестно задумался, стараясь припомнить сопутствующие обстоятельства.
— Судя
— И все равно, лучше бы ты принёс плёнку — Не мог сделать копии. Хочешь знать, что было дальше?
Конечно же, я хотела. Януш продолжил свой отчёт. Он честно старался как можно реже прибегать к пересказу и как можно чаще цитировать слова подозреваемого. Однако сыграть роль Ксавуся полностью все равно не смог. По словам Януша, раскаяние с дискетки лилось рекой, так что на полу образовалась лужа.
Бедный Ксавусь, по его словам, только теперь отдал себе отчёт в том, какую же глупость он совершил, поймите, он очень, очень переживает, от всего сердца сожалеет о содеянном и понимает, что за такое человека должны наказать. Он готов понести наказание, он все понимает, чего уж там, только ведь так некрасиво он поступил из-за желания помочь дядюшке с его нумизматическим раритетом, только об этом и думал, а все остальное из головы вылетело.
Тут его попросили рассказать и обо всем остальном. По порядку и в подробностях.
Ну так вот. Ездил он туда.., ну, к этому Фялковскому, ездил и ездил, страшно долго…
Услышав требование властей уточнить, как долго, смешался и пояснил, что не так уж и долго, скорее, совсем мало ездил, а точнее? Был у него раза два, нет, больше не мог, потому как Фялковский тут взял да помер. Да, осталась его сестра, Вероника, так вот, к этой Веронике он ездил страшно долго, а она, дрянь.., пардон, а эта женщина была.., не была.., разговорчивой, общаться с ней — лучше помереть, о наследстве и вовсе говорить не желала. Вот он думал, думал, что бы тут такое сделать.., придумать, потому как дядюшка настаивал…
Его попросили сказать, что он делал, а не о чем он думал.
Вот именно, в конце концов он решил.., извините.., другого выхода не было, как спереть… извините, то есть похитить желаемый раритет, а вместо него подложить соответствующую сумму, те самые три тысячи, которые он получил за него. Нет, нет, он не настаивает, что с точки зрения закона он поступил правильно, но уважаемое следствие не может же не признать, что и кража была не типичной? Он не собирался обидеть женщину, хотел лишь получить своё, никому не причиняя вреда.
Антонию Габрысю он ничего об этом не говорил, то есть говорил, конечно, какие у него сложные и трудные отношения с Вероникой и чего он от неё хочет, но в детали не вдавался, только попросил приятеля о небольшой помощи.., дружеской. Антоний Габрысь местный, ему легче, чем приезжему Ксавусю, понаблюдать за упрямой Вероникой, разузнать о её привычках, например, в какие часы её не бывает дома и так далее.
Богатство? Да, до него доходили слухи о богатстве пани Вероники, но он же не принимал их всерьёз. Ну сами подумайте, он был в доме, видел его изнутри, какое богатство может быть при такой бедности? Мало ли чего люди наплетут, сплетни — они и есть сплетни, он не давал им веры.