Убойная сила (Кровник - 2)
Шрифт:
Мои пацаны, рассчитывая, видимо, на скупую командирскую похвалу, поведали, что когда они перетащили меня с третьего этажа в подвал, «духи» отчего-то резко пожелали атаковать школу — видимо, почуяли, что основного застрельщика отключили. Пришлось поработать в напряженном режиме.
— Ну и ладушки, — резюмировал я, накладывая на разбитый лоб кусок тельника. — Сколько замочили?
— Пятерых точно, — солидно кашлянув, доложил Рыжий. — И еще сколько там поранили — хрен знает. Они потом откатились, не стали больше переть.
— Могли бы и больше. Плохо работаете, — как обычно отметил я. — Квалификацию теряете…
Нам
Побрыкавшись для проформы, боевики на диво легко сдались — впоследствии это обстоятельство наши агитаторы преподнесли как весьма крупную победу, светлевшую радужным пятнышком на фоне провалившейся операции по разблокированию беспощадно избиваемого контингента Внутренних Войск. В других местах города все было с точностью до наоборот, а здесь — оп-па! — красиво зашли, расстреляли из танков пятиэтажки и повязали целый взвод «чехов». Есть чем гордиться!
Отчего они позволили себя спеленать, я не знаю. Возможно, «духи» были в курсе, что нам очень скоро придется с позором убираться из города, отдав на добровольных началах всех пленных, которые тут же поступят на совместные комендантские посты и будут издевательски подымать вверх средний палец, провожая наши уходящие колонны. Возможно, что они были не в курсе последующих событий, а просто рассчитывали на милосердие армейцев, которые отоспались за городом и пребывали в благодушном настроении, — не знаю, не знаю… Но лучше бы они сражались до последнего патрона и поголовно легли в неравном бою, как и подобает в аналогичных случаях истинным воинам. Возможно, тогда все было бы по-другому… Хотя, кто его знает? Говорят, кому суждено сгореть, тот не утонет…
Уловив качественное изменение в тяжком смраде камеры, я вышел из состояния оцепенения, с хрустом потянулся и глянул вниз. Из-под нижней шконки [3] струился голубоватый дымок, который безуспешно пыталась разогнать торчавшая оттуда же худосочная длань с заскорузлыми перстами.
— Я вот щас спущусь и тебе этот чинарик в очко вставлю, — пообещал я и лениво поерзал задом, угрожающе заскрипев пружинами. Дымок исчез — из-под шконки возникла всклокоченная башка Адвоката, который, с испугом посмотрев на меня, пролепетал:
3
Шконка — двух-или трехъярусная койка в камере.
— Да я ж только две затяжечки, Сыч! До прогулки три часа — ну невтерпеж!
— Вот чмырюга, а! Еще один такой прецедент — будем пидерасить! — включился в воспитательный процесс мой кореш — Серега Смирнов, здоровенный омоновец из Новосибирска, доселе мирно дремавший на верхней шконке по соседству. — Пояснили же человечьим языком — курить только на прогулке! Че непонятно, а?!
Семь пар ненавидящих глаз уставились на нас снизу. Если бы сила взгляда каким-то чудесным образом могла материализоваться,
— У-У-УУ чуханы — ебла позавалите! — лениво посоветовал Смирнов. — Не фуя таращиться — мы вам, бля, не кабаре-дуэт «Академия»!
Сокамерники безропотно притихли, не рискуя более тревожить послеобеденный отдых паханов.
— Присматривай получше, — бросил мне Смирнов и, отвернувшись к стене, опять погрузился в царство Морфея. Я посмотрел на часы (хорошо, что пластмассовые, а то бы отняли!) — до конца смены осталось сорок две минуты. Потом Серегина очередь караулить, а я смогу поспать. Сутки разбиты на четырехчасовые отрезки: четыре часа Смирнов отдыхает, а я бодрствую, затем наоборот. Если мы заснем вместе, нас моментально удавят сокамерники — и совсем небеспричинно…
Я опять потянулся и тяжко вздохнул. Зря доктор меня пожалел. Сидел бы сейчас в нормальной камере для сотрудников этажом выше — судя по слухам, там с лимитом все в ажуре — на каждого по шконке и хавки дают поболее. Любой сизошник знает, что при благоприятном стечении обстоятельств его толстая задница может моментально перекочевать из коридора на шконку, и поэтому сочувствует бывшим коллегам. А мы — психи (даром что к правоохранительным органам относимся), на сочувствие рассчитывать не имеем права.
— Скажи спасибо, дебил, что вас тут вообще отдельно держат, — огрызнулся корпусной, водворяя меня в камеру, когда я возмутился было, что народу тут более чем положено. — А то засуну в общую — махом отпидерасят! — И ловко протянул дубинкой по спине, отчего я стремительно влетел в свое новообретенное пристанище, отдавив кучке старожилов три ноги и ладонь. Дружно взвившись, старожилы отшвырнули меня обратно к захлопнувшейся двери и хором принялись выражать свое недовольство незапланированным появлением лишнего. В душе я был с ними согласен: камера четыре на два с половиной с двумя двухъярусными шконками на восемь рыл, а тут еще одного подбросили!
— А ну, тихо! — басом гаркнул с верхней шконки здоровенный мрачный мужик, заросший недельной щетиной. Гомон моментально стих. «О! Пахан местный, — решил я. — Очевидно, сейчас будут прописку делать». И, положив авоську с вещами на пол, начал разминать кисти рук. То, что в тесном пространстве камеры у противника было явное численное превосходство, меня особо не смущало. «Первого, кто кинется, рубану, второго загрызу — остальные после такого начала вряд ли пожелают резвиться, — подумал я. — Пусть они шизоиды, но не совсем же ведь законченные…»
— Ну и что ты за фуй с бугра? — полюбопытствовал верзила, медленно спускаясь со шконки на пол. Растолкав публику, он стал приближаться ко мне.
Повернувшись к каланче левым боком и слегка напружинив опорную ногу, я приготовился долбануть вопрошающего пяткой в промежность и спокойно ответил:
— Сыч я… Отряд спецназа ВВ. Номер не скажу. — И, отведя взгляд в сторону, добавил:
— Замочил пленных «духов» в Грозном… Предварительный диагноз — шизофрения.
Обитатели камеры недовольно загудели — отчего-то им мой ответ не понравился. Верзила внимательно смотрел на меня с десяток секунд шалыми глазами, затем, обернувшись к публике, заорал: