Уцелевшие
Шрифт:
– Алло, граф, – дурашливо сказал в трубку Самарин. – А это вас барон беспокоит. Барон, э-э…
«Мюнхгаузен», – услужливо подсказал внутренний голос.
– Барон Мюнхгаузен, – понесло Антона, – имеет честь звонить графу. Боже, царя храни. Как здоровье сиятельства? Надеюсь, прекрасно? А графиня, она по-прежнему с изменившимся лицом бежит к пруду? Ах, граф…
Антон осекся и швырнул трубку.
– Клоун, – сказал он вслух. – Пропади все пропадом.
Он двинулся на кухню, там залпом опорожнил стакан. Занюхал рукавом и незамедлительно налил еще.
– Ваше
Выпил, побрел, пошатываясь, в спальню. В чем был повалился на кровать и через минуту захрапел.
Пробудившись поутру, Самарин с трудом встал и поплелся в ванную. Он ощущал все привычные признаки похмелья и чувствовал себя так, будто только что выкарабкался из помойки. Голова раскалывалась и казалась чугунной.
Холодный душ помог, после него стало можно с грехом пополам, но жить. Антон выбрался в коридор, уперся взглядом в телефонную трубку и вспомнил вчерашний звонок. Жить расхотелось.
«Надо извиниться, – решил Антон, – Скажу, что был пьян. Для русского мужика причина более чем уважительная – граф, если он граф, должен такие вещи понимать».
Самарин вспомнил, что ерничал вчера, будучи трезв, и ему стало совсем стыдно.
«С другой стороны, – попытался оправдаться он перед самим собой, – еще неизвестно, кто этот «граф» такой. С какой стати раздает визитки родственникам покойных? Возможно, никакой это не граф, а заурядный аферист, наживающийся на человеческом горе».
Антон не успел додумать, стоит ли ему звонить извиняться или оставить все как есть, – телефону, видимо, надоело дожидаться решения, и он зазвонил сам.
– Здравствуйте, я могу побеседовать с Антоном Петровичем Самариным? – незнакомым голосом осведомилась трубка.
– Да, я Самарин, здравствуйте. Простите, с кем я говорю?
– Ах, Антон Петрович, а я, признаться, уже начал беспокоиться, – заботливо сообщил голос. – Звонил вам вчера весь вечер, не мог застать. Позвольте представиться: Николай Иванович Муравьев.
Антон покраснел. То, что у графа почти наверняка установлен определитель номера, он упустил из виду.
– Я п-прошу, – заикаясь, начал Антон, – п-прощения. Из-звините, понимаете, вчера я н-немного выпил, и…
– Все понимаю. – Голос в трубке из заботливого внезапно стал жестким и властным. – Не извиняйтесь, сие ни к чему. У меня к вам дело, не терпящее отлагательств. Возможно и даже вероятно, оно весьма вас заинтересует. Скажите, могли бы вы уделить мне время сегодня?
– Да, пожалуйста, – растерялся Самарин, – а о чем, извините, пойдет речь?
– Через час вас устроит? – проигнорировал вопрос собеседник.
– Да, собственно, но где мы встретимся?
– Не волнуйтесь, Антон Петрович, под дождем мокнуть не придется. Я высылаю машину – она будет у вашего дома через полчаса.
Антон не успел спросить, откуда собеседнику известен его адрес. Минуту он растерянно простоял с трубкой в руке, пытаясь собрать воедино разрозненные мысли.
«Ну хорошо, адрес и имя абонента
Не придя ни к какому выводу, Антон плюнул и раздраженно стал одеваться.
«Извините, граф, я забыл свой смокинг у маркизы N, – мысленно сказал он, запирая за собой квартирную дверь. – Монокль, парик, панталоны – что там полагается еще иметь? – оставил у нее же. Засим в чем есть. Пожалте карету».
Вместо кареты у подъезда стоял новый, с иголочки «пятисотый» «Мерседес». При появлении Самарина высоченный, под два метра ростом, водитель выбрался из машины, обогнул ее и предупредительно распахнул дверцу.
«Непорядок, вась-сиясь, шофер не в ливрее», – мысленно отпустил последнюю шпильку Антон, опускаясь на пассажирское сиденье.
– Да-да, я действительно потомственный русский дворянин и наследник графского титула, – Николай Иванович Муравьев остановился у дверей кабинета, пропуская гостя вперед. – И я, смею заметить, более чем серьезно к сему факту отношусь. Разумеется, у меня есть документы, официально заверенные и признанные Российским Дворянским собранием. Прошу вас, присаживайтесь, Антон Петрович.
Выглядел Муравьев лет на пятьдесят. Ничего эдакого графского, однако, Антон во внешности его не усмотрел. Мужик и мужик, крепкий, с выдающимся вперед волевым подбородком и изрядной проседью в коротко стриженных, зачесанных назад черных волосах. Разве что манера вставлять в речь вышедшие из употребления словечки и обороты напомнила Самарину о читанной в детстве классике.
Жилище графа, впрочем, вполне соответствовало дворянскому титулу владельца. Дом на Садовой походил на крепость. Массивный, недавно отреставрированный и выкрашенный по фасаду в строгий темно-серый цвет, с внушительным, немного приземистым холлом при входе. В холле дежурили два охранника, крепкие, нарочито неторопливые в движениях, одетые в одинаковые полуспортивные пиджаки. И с одинаковыми же профессионально-запоминающими цепкими взглядами. Квартира на третьем этаже оказалась не просто большой, а огромной, с высокими потолками и, по меньшей мере, пятью или шестью комнатами. Правда, обставлена она была весьма скромно: ни гобеленов во всю стену, ни ломящихся от антиквариата шкафов Антон не обнаружил.
Усадив гостя в стоящее у внушительных размеров письменного стола кресло, Муравьев остался стоять.
– Сейчас Макс сотворит кофе, – сказал он, – и, пожалуй, начнем. Или, может быть, изволите чай?
Антон согласился на кофе. Максом оказался давешний шофер, верзила с перебитым носом и внушающими уважение кулаками. Антон подумал, что помимо функции водителя он, должно быть, выполняет при графе работу телохранителя.
– Помните, у графа Монте-Кристо был немой слуга-абиссинец по имени Али? – спросил Николай Иванович, когда Макс вкатил в кабинет сервировочный столик с причиндалами для кофепития.