Уцелевший
Шрифт:
Может, я все-таки выберусь из своей скорлупы и, как говорится, займусь опознанием этих мертвых людей?
Если убийца действительно существует, говорит психолог, я мог бы помочь установить его личность. Наверняка это тот, кто должен быть среди этих людей, но кого там нет.
Я говорю: нет, спасибо. Мне не нужно рассматривать эти снимки. Я и так знаю, кого там нет. Там нет Адама Бренсона.
Психолог собирается сесть, и я прошу ее поплотнее задернуть шторы. Там снаружи стоит фургон местного телевидения. Все, что они снимают через окно кухни, сразу же передается на спутник. Мне вовсе не
Голос за кадром в сегодняшних новостях расскажет, что последний из уцелевших сектантов из Церкви Истинной Веры, последней в Америке секты смертников, находится под непрестанным наблюдением специалистов-психологов после трагической вереницы самоубийств, когда оставшиеся сектанты один за другим уходили из жизни.
А потом — перерыв на рекламу.
Психолог листает папки своих последних подопечных. Бреннон, ныне покойный. Уолкер, ныне покойный. Филипс, ныне покойный. В общем, все умерли. Все, кроме меня.
Девушка, что покончила с собой вчера вечером — единственный, кроме меня, человек, кто еще оставался в живых из общины Церкви Истиной Веры, — она наелась земли. Для этого даже есть специальное название. Геофагия. Говорят, геофагия была популярна среди африканских рабов, которых везли в Америку. Хотя «популярна», наверное, не совсем верное слово.
Она вышла на задний двор дома, где проработала одиннадцать лет, встала там на колени и принялась набивать себе рот землей прямо из розовой клумбы. Это все есть в отчете у психолога. Потом у нее случился разрыв пищевода, потом — перитонит, и на рассвете она умерла.
Девушка до нее покончила с собой, сунув голову в духовку. А до девушки был парень, который перерезал себе горло. Все в точности так, как учила Церковь. Придет день, и грехи царей мира сего падут на головы наши и нас погубят, о горе нам, горе, и армии мира сего ополчатся на нас, и придут, воя волком, по наши души, и чистейшие из детей Божьих своей же рукой оборвут жизнь земную свою и отправятся на Небеса, в объятия Господа нашего.
Поход в Небеса.
Да, и еще: тот, кто не сможет уйти в Небеса к Господу нашему в первых рядах, должен последовать за остальными как можно скорее.
И они уходили. Все последние десять лет. Мужчины и женщины, горничные, садовники и рабочие. По всей стране. Друг-за другом. Кончали с собой. Несмотря на программу поддержки уцелевших.
Все, кроме меня.
Я спрашиваю у психолога: может быть, она застелет постели? А то если мне снова придется подтыкать уголки, как в больнице, я лучше сразу засуну голову в кухонный комбайн. Но если она согласится, я даю честное слово, что ничего над собой не сделаю и, когда она вернется, она застанет меня в полном здравии.
Она уходит наверх. Я говорю: спасибо.
Первое, что я сделал, когда узнал, что все братья и сестры в церковной общине мертвы, отбыли на Небеса и все такое, — я начал курить. Это было, наверное, самое умное из всего, что я сделал в жизни: начал курить. А сегодня, когда психолог прикатила с утра
Церковь велит мне покончить с собой. Но нигде не было сказано, что я должен немедленно все бросать и кончать с собой прямо на месте.
Утренняя газета по-прежнему лежит на крыльце. Посуда от завтрака не помыта. Люди, на кого я работаю, сбежали из дома с утра пораньше, спасаясь от телевизионщиков. И это — после того, как я столько лет перематывал их кассеты с прокатной порнухой и стирал их грязное белье. Он — банкир. Она — банкирша. У них у каждого своя машина. У них собственный дом. У них есть я — чтобы стелить их постели и постригать их газоны. Сказать по правде, они, может быть, и уехали, чтобы вернуться однажды под вечер и обнаружить мой хладный труп на полу на кухне. В смысле, что я покончу самоубийством.
Все четыре линии по-прежнему заняты. «Шоу Дона Уильямса». Барбара Уолтерс. Агент говорит, чтобы я взял зеркало и поупражнялся. В смысле, изобразить невинный и простодушный вид.
На одной из бумажных папок наклеен ярлычок с моим именем. Первый лист в папке — все основные сведения о лицах, переживших трагедию в общине Церкви Истинной Веры.
Агент говорит: производство товаров под маркой Тендера Бренсона.
Агент говорит: моя собственная религиозная программа.
В документах, которые в папке, написано черным по белому, что на протяжении двухсот лет американцы считали братьев и сестер из Церкви Истинной Веры самыми набожными, добродетельными, скромными, трудолюбивыми, добропорядочными и здравомыслящими из всех людей на Земле.
Агент говорит: аванс в миллион долларов за мою биографию в твердой обложке.
В документах, которые в папке, написано черным по белому, как десять лет назад местный шериф предъявил старейшинам Церкви Истинной Веры ордер на обыск в домах общины. Им было предъявлено обвинение в жестоком обращении с детьми. В полицию поступил анонимный сигнал, что в семьях в общине Церкви Истинной Веры рожают детей, и рожают детей, и рожают детей — без конца. Только этих детей нигде не регистрируют, у них нет свидетельства о рождении и вообще никаких документов: ни страховки, ни карточки социального обеспечения — ничего. Дети рождаются прямо в общине. Ходят в общинную церковную школу. Этим детям не разрешается жениться и иметь собственных детей. Когда им исполняется семнадцать лет, их крестят в общинной церкви и отправляют в большой мир — на работу.
Все это сделалось, что называется, достоянием широкой общественности.
Агент говорит: мой собственный видео-курс.
Агент говорит: эксклюзивное интервью для журнала «People» с фотографией на обложке.
Кто-то позвонил в отдел социальной защиты детей и пересказал эти бредовые слухи, и в результате шериф с целым фургоном помощников явился в общину Церкви Истинной Веры в округе Болстер, штат Небраска, чтобы пересчитать тамошних жителей «по головам» и убедиться, что нет никаких нарушений закона. После этой проверки шериф немедленно связался с ФБР.