Уцелевший
Шрифт:
Где-то в районе двухсотого этажа на тебя снисходит просветление.
Ты становишься анаэробным, сжигаешь не жир, а мышцы, но зато в мыслях — кристальная чистота.
На самом деле все это — то же самоубийство, но растянутое во времени. Потому что загар и стероиды представляют проблему только в том случае, если ты собираешься жить долго.
Потому что на самом деле между самоубийством и мученичеством нет почти никакой разницы. Разница только в степени освещения твоей персоны средствами массовой информации.
Если дерево падает в чаще леса и никто
И если бы Иисус Христос умер от передозировки барбитуратов, один, на полу в ванной, вознесся бы Он на Небеса или нет?
Вопрос не в том, собирался я или нет покончить с собой. Все эти усилия, деньги и время, лекарства, писательская команда, диета, агент, бесконечные лестницы в никуда — это была подготовка к тому, чтобы я мог угробить себя на глазах многотысячной аудитории.
25
Агент как-то спросил у меня, как я себе представляю свою жизнь, скажем, лет через пять.
Меня просто не будет, сказал я ему. Через пять лет я умру и буду тихонечко разлагаться в могиле. Или же обращусь в прах и пепел. Да, пусть меня лучше сожгут.
У меня в кармане лежал пистолет. Мы с агентом стояли в самом дальнем конце темной аудитории, набитой битком. Я хорошо помню тот вечер. Это было мое первое выступление перед публикой.
Я умру и попаду в Ад, сказал я.
Я собирался покончить с собой в тот вечер.
Я сказал своему агенту, что первую тысячу лет в Аду я проведу на какой-нибудь мелкой должности, но потом мне бы хотелось продвинуться в управленческое звено. Как говорится, играть в команде и быть не последним из игроков. В ближайшую тысячу лет доля участия Ада на рынке значительно возрастет. Хотелось бы оказаться на гребне волны.
Агент ответил, что это слова настоящего реалиста.
Я помню, мы с ним курили. Какой-то местный проповедник на сцене разогревал публику перед моим выступлением. Заводил зрителей. Громкое пение хором — как раз то, что нужно. Или речитатив. По утверждению агента, когда люди вот так вот кричат или поют во весь голос «Поразительную благодать», они глубоко и учащенно дышат, и у них наступает перенасыщение кислородом. При этом уровень углекислого газа в крови резко снижается, и в крови нарушается кислотно-щелочное равновесие. В крови человека в нормальных условиях кислоты больше, чем щелочи, а тут получается наоборот.
— Респираторный алкалоз, — говорит агент.
У людей кружится голова. Звенит в ушах. Немеют пальцы на руках и ногах. Начинаются боли в груди. Обильное потоотделение. Полуобморочное состояние. Наивысшее проявление восторга. Люди молотят по полу руками, сжатыми в кулаки.
Теперь это сходит за исступленный экстаз.
— У тех, кто занят в религиозном бизнесе, это называется «задурить мозги», — говорит агент. — Даже термин специальный есть — «глоссолалия».
Повторяющиеся движения закрепляют воздействие. Зрители хлопают в ладоши. Держатся за руки и раскачиваются из стороны в сторону в своем непомерном возбуждении. По залу пускают «волну».
Тот,
Я помню, что корпоративным спонсором был быстрорастворимый лимонад «Летний»; как в добрые старые времена».
Моя задача, когда я выйду на сцену, — очаровать всех и каждого. Заворожить.
— Привести их в состояние натуралистического транса, — говорит агент.
Он достает из кармана коричневый пузырек.
— На вот, если волнуешься, прими пару таблеток эндорфинола.
Я говорю: давай сразу горсть.
В плане подготовки к сегодняшнему выступлению наши сотрудники ходили по домам и квартирам и раздавали бесплатные билеты. Агент сообщает мне это уже в сотый раз. Наши сотрудники притворялись, что им срочно понадобилось в туалет, спрашивали разрешения воспользоваться хозяйской уборной, а там быстренько изучали содержимое аптечек. Агент говорит, что так делал преподобный Джим Джонс, а потом совершал чудеса для своего «Народного Храма».
Хотя чудеса, может быть, не совсем верное слово.
Там, на кафедре, лежит список людей, которых я даже не знаю, и их смертельно опасных болезней.
Мне всего-то и нужно сказать: миссис Стивен Брандон, откройтесь навстречу Божьей благодати, и Бог излечит ваши больные почки.
Мистер Уильям Докси, уверуйте в Господа всей душой, и Он излечит ваше больное сердце.
Меня научили, как давить пальцами на глаза человеку достаточно сильно и быстро, так чтобы оптический нерв зарегистрировал это давление в виде вспышки белого света.
— Божественный свет, — говорит агент.
Меня научили, как давить на уши человеку, чтобы он услышал низкое гудение, которое я обзову Вечным Омом.
— Иди, — говорит агент.
Я пропустил сигнал.
Проповедник орет в микрофон, приглашая на сцену Тендера Бренсона. Последнего, единственного уцелевшего, великолепного Тендера Бренсона.
Агент говорит:
— Погоди. — Он вынимает у меня изо рта сигарету и толкает меня в проход. — Вот теперь иди.
Все тянут руки в проход, чтобы прикоснуться ко мне. Свет на сцене невыносимо яркий. Вокруг меня, в темноте, улыбаются люди — тысяча неистовствующих людей, которые думают, что они меня любят. Все, что мне надо сделать, это подняться на сцену, где свет.
Это и есть умирание, но без контрольного пакета акций.
Тяжелый пистолет в кармане штанов бьет меня по бедру.
Это как будто когда у тебя есть семья, но ты вроде как и бессемейный. Когда есть отношения, но ты вроде бы и ничем не связан.
Свет на сцене — он теплый.
Это как будто когда тебя любят, но ты не рискуешь полюбить в ответ.
Я помню, это был идеальный момент, чтобы умереть.
Это были еще не Обетованные Небеса, но максимально к ним близко.
Я поднял руки, и зал огласился радостными приветствиями. Я опустил руки, и люди умолкли. На кафедре передо мной был сценарий. Отпечатанный список — кто там, в темноте, от чего страдает.