Участь Эшеров
Шрифт:
Нью яростно боролся за свободу, но колючие витки все туже оплетали его туловище.
— Помогите! — крикнул он. — Натан! Беги скорее за помощью! — У него страшно болела голова.
Натан несколько секунд не отвечал. Затем произнес:
— Нью, я боюсь. Кажется, я сейчас что-то слышал. Чьи-то шаги.
— Беги за помощью! Беги к маме! Скорее, Натан! — Шип глубоко вонзился в щеку.
— Я его слышу, Нью! — Голос брата дрожал. — Он приближается!
Взошла луна. Как тыква, подумал Нью и похолодел.
— Беги, — прошептал он, а затем закричал: — Беги домой, Натан! Давай! Беги домой!
Когда
— Я бегу к маме! Я спасу тебя! Вот увидишь! — Послышался треск, будто Натан продирается сквозь кустарник, затем слабый крик: «Вот увидишь!» — и наступила тишина.
Подул ветер, и в яму полетели увядшие листья. Нью слышал свое прерывистое дыхание. Вокруг сгустился запах смерти.
Он не знал, сколько времени прошло. Вскоре он задрожал, ужасный холод пронизывал до костей. Кто-то смотрел на него. Нью чувствовал это так же ясно, как борзая чует кровавый след лисицы. Мальчик взглянул наверх, и сердце учащенно забилось.
На краю ямы, тридцатью пятью футами выше его, в лунном свете стоял силуэт. Незнакомец был закутан во все черное и правой рукой прижимал к боку что-то похожее на мешок.
Нью хотел заговорить, но кровь застыла в жилах.
Черный не шевелился. Нью не знал, кто это, но он смутно напоминал человека. То, что он держал, также не двигалось, но Нью в какое-то ужасное мгновение заметил, как в лунном свете блеснуло белое перевернутое лицо ребенка.
Нью моргнул.
Незнакомец исчез. Если вообще он был. Пропал бесшумно, все звуки заглушил стук сердца мальчика.
— Натан! — закричал Нью.
Он продолжал звать брата до тех пор, пока голос не превратился в усталый шепот. Его душу окутывало то же черное отчаяние, что и в тот день, когда он смотрел, как гроб с отцом опускается в землю.
«Беги, беги, лети стрелой и дома дверь плотней закрой — в лесу Страшила рыщет, детей на ужин ищет…»
С губ сорвался дрожащий крик боли. Но вокруг мальчика лишь кости гремели на ветру.
Глава 5
Рикс одевался к обеду. Когда он завязывал галстук, его внимание привлек порыв ветра, разметавший кроваво-красные листья напротив окна, что выходило на север. Деревья на мгновение раздвинулись, как бушующее море, и Рикс увидел вдали дымоходы и высокую крышу Лоджии Эшеров, окрашенную закатным солнцем в оранжевые и багряные тона. Затем деревья опять сомкнулись.
Он вынужден был заново перевязать галстук. Его пальцы сделали неправильное движение.
Когда ему было всего девять лет, он попал в Лоджию в первый и последний раз. Бун заманил его туда играть в прятки.
Риксу выпало искать первым. Внутри было темно, но мальчики взяли с собой фонарики. Бун установил следующие правила: прятаться только на первом этаже и не заходить в восточное и западное крыло. Тот, кто водит, закрывает глаза и считает до пятидесяти. Рикс начал искать, досчитав до тридцати. В Лоджии отсутствовало электричество, так как с 1945 года в ней никто не жил. Там было тихо и холодно, как зимой. Чем дальше он заходил в глубь постройки, тем становилось холоднее. Это казалось странным, потому что едва наступил октябрь, температура воздуха оставалась еще довольно высокой, но Лоджия, теперь он был в этом уверен, не принимала тепло. Там всегда царил январь, в
«Мракобесие», — подумал Рикс. Так он собирался когда-нибудь озаглавить свою книгу.
Лоджия, построенная на доходы от разрушений и предназначенная давать кров поколениям убийц, как Рикс называл своих предков, казалась воплощением ада. Если сравнивать Эшерленд с телом, то Лоджия — его злобное сердце, изношенное, но не остановившееся. Как Уолен Эшер, Лоджия слушает, размышляет и выжидает.
Когда Риксу было девять лет, она поглотила его почти на сорок восемь часов и по-звериному терпеливо пыталась переварить. Порой, когда сознание дает сбои, он возвращается в то время, в темноту Лоджии, навалившуюся после того, как слабые батарейки, которые Бун подсунул ему в фонарик, сели. Он не слишком хорошо помнил все, что там происходило, но не забыл мглу, кромешную и жуткую, ее тихую злую силу, которая сначала бросила его на колени, а затем заставила ползти. Ребенком Рикс не знал, что в Лоджии около двухсот комнат, и в соответствии с безумной проектировкой этажей там были безоконные помещения, к которым не вел ни один из доселе известных коридоров. Ему казалось, что он припоминал падение с длинной лестницы, разбитые коленки, но все эти воспоминания для него были окутаны мраком. Всего лишь тени, которые он старался держать за закрытой дверью.
Рикс проснулся в своей постели несколько дней спустя. Кэсс позже рассказала, что Эдвин пошел внутрь и обнаружил его на втором этаже восточного крыла. Рикс слепо бродил по Лоджии, натыкаясь на стены и двери, как заводной игрушечный робот. Бог знает, как мальчик не свернул там себе шею.
С тех пор Рикс не переступал порога Лоджии.
Образ висящего на крюке скелета с кровоточащими глазницами медленно проник в сознание, но Рикс тут же отогнал это видение. Голова тупо болела. Бун намеренно заманил его тогда в Лоджию и сделал так, чтобы он заблудился.
Риксу казалось забавным, что Уолен и близко не подпускал Буна к «Эшер армаментс». Бун даже ни разу не был на заводе, а у Рикса такое желание и не возникало. Хотя скачки, казалось, были главным занятием Буна, он владел агентством по найму артистов с офисами в Хьюстоне, Майами и Новом Орлеане. Он помалкивал о своем бизнесе, но как-то похвастался Риксу контрактами с дюжиной необычайно симпатичных голливудских актрис.
«Если так, — размышлял Рикс, — то почему у Буна нет филиала в Калифорнии?» Рикс никогда не бывал ни в одном из офисов брата, его туда не приглашали, но Бун, вероятно, прилично зарабатывал. Во всяком случае, одевался он и вел себя как преуспевающий бизнесмен.
Лишь профессия писателя оказалась для Рикса относительно удачной в финансовом отношении. У него было на счету несколько тысяч долларов, но он знал: эти деньги скоро кончатся. Что тогда? Найти другую, плохо оплачиваемую работу, чтобы оставались свободными четыре, максимум пять месяцев? Если он не сможет написать новую книгу, бестселлер, все, что наговорил Уолен о его невезении, станет явью. И он вынужден будет приползти в Эшерленд.
Рикс попытался прогнать чувство неуверенности. Он надел твидовый пиджак и осмотрел прореху на правом рукаве — след падения на тротуаре в Нью-Йорке. Шов немного разошелся, но Рикс решил, что мать ничего не заметит.