Участь свою не выбирали
Шрифт:
– Николай! Обстреливают! Бежим в блиндаж! Мартынов повернулся с боку на бок, зевнул и громко, чтобы слышали разведчики в блиндаже, сказал:
– Меня не убьет!
И сейчас, когда пишу эти слова, слышу его спокойный, с небольшой хрипотцой голос. Разорвавшаяся сзади нас мина засыпала кусты осколками. Я не стал рисковать и спрятался в блиндаж. Обстрел продолжался. Мины то и дело рвались на высотке – слева, справа, впереди и сзади нашего укрытия. Мартынов "выдерживал характер". Минут десять-пятнадцать пролежал он под секущими кусты осколками, пока не кончился обстрел.
Те, кто был на фронте, могут представить, как такое поведение действовало на людей. Не зря любили разведчики Николая Тимофеевича! Много такое бесстрашие значило на войне, где человек становился комком обнаженных нервов! Но, если говорить о характере Мартынова,
Много позднее, уже в Белоруссии, я оказался случайным свидетелем другой картины. Как-то пришлось мне идти по плохо замерзшему, запорошенному снегом, с редкими кустами болоту. Впереди себя увидел быстро идущего человека. Внимательно приглядевшись, узнал Мартынова. В этот момент с вражеской стороны прозвучали орудийные выстрелы, и сзади нас шлепнулись в болото и глухо разорвались два снаряда. Падая на землю, я увидел, как одновременно со мной упал и Мартынов. Потом мы так же одновременно вскочили и побежали вперед и снова упали на сырую кочковатую землю болота при следующем снаряде. Мартынов был немного дальше меня от разрывов, но вел себя так же, как и я. На этот раз он был один и, зная об этом, не хотел рисковать своей жизнью.
Чтобы завершить разговор о храбрости, приведу несколько строчек из письма командира батальона одного из стрелковых полков дивизии Василия Ивановича Турчанинова:
"В годы войны я заметил такой факт: как правило, солдаты, сержанты и офицеры, в повседневной жизни ничем не выделяющиеся, тихие и спокойные, в бою ведут себя храбро, показывают образцы бесстрашия, и наоборот: демагоги, всезнающие хвастуны зачастую в сложных ситуациях теряют головы и могут совершить предательство.
В батальоне, которым я командовал, был офицер, лейтенант Г. [29] . Парень очень хвастливый, по его рассказам, он сам мог победить Германию. А вот когда в бою под мызой Картужи немцы перешли в контратаку, Г. струсил, оставил взвод и сам убежал назад в лес. Взвод погиб.
29
Я решил не указывать фамилию.- Авт.
И наоборот, был в батальоне командир роты старший лейтенант Куйкубаев. Любил помолчать, о своих победах никогда не говорил, но был безмерно храбр и одновременно рассудителен. Рота под его командованием всегда отлично выполняла боевые задания. И таких примеров можно было бы приводить много".
Мне остается добавить, что написавший эти строки сам был примером скромности и бесстрашия одновременно.
Чем дальше от Понырей продвигались наши войска, тем слабее становилось сопротивление противника. Гитлеровцы оставляли деревню за деревней, боясь, очевидно, попасть в окружение. Это были уже не те веселые курские села, через которые мы проходили перед наступлением. В некоторых совсем не было молодежи – фашисты угнали ее в Германию. Попадались села, где окна были заколочены досками. Эпидемия тифа опустошила их.
Иногда полк отставал от пехоты, и тогда нарушалась связь с передовой. Но все равно артиллеристы делали свое дело. Помню, как-то во время ночного марша из штаба полка нам передали по рации, что на шоссе, по которому противник отводил технику, скопилось много танков, машин и артиллерии. Было приказано немедленно произвести массированный огневой налет. Начальник штаба капитан Воскобойник, сменивший Агапова, приказал огневикам развернуть орудия, а мне – подготовить данные для стрельбы. Орудийные расчеты не заставили себя ждать, я тоже; через считанные минуты шквал орудийного огня заставил всех вздрогнуть. Спустя день, проезжая место обстрела, увидели результаты "работы" дивизиона – на обочинах шоссе валялись разбитые автомашины, орудия, неубранные трупы гитлеровцев. В сражении на Курской дуге проявился, как никогда раньше, накопленный за войну боевой опыт наших солдат и командиров – незримое, но страшное оружие, которое вкладывает в руки людей война. Фашистские войска в 1941 году имели это оружие. Теперь оно появилось и у нас! С избытком!
В конце боев, когда, казалось, уже мало что нам угрожало, мы потеряли комбата – старшего лейтенанта Панкратова, всеобщего любимца и весельчака, и чуть было не лишились Мартынова. Перед наступлением они укрылись в блиндаже с накатом из бревен и земли. После нашей артподготовки, когда роты
Много значила в бою взаимовыручка! Не раз проявилась она и здесь, в боях на Курской дуге. Во время наступления на местечко Жирятино разведчик нашего дивизиона Петр Иванович Ященко, которому тогда шел девятнадцатый год, оказался на минном поле. Он понял это только тогда, когда неподалеку почти одновременно раздались два взрыва и его обдало пороховой гарью. Инстинктивно он упал на землю. Осмотревшись, увидел, что из пяти солдат минометного расчета, бежавших справа от него, поднялись только трое. Два солдата, очевидно, были ранены и лежали на земле. Боясь сделать неверное движение, он застыл на месте, а потом, решившись, стал пробираться к потерпевшим. Состояние предельного напряжения, когда он шел но минному полю и после перевязки раненых выводил их с опасного места, с трудом отыскивая свои следы, запомнилось ему на всю жизнь.
Через три дня тяжело ранило самого Ященко. Он потерял сознание. Очнулся в медсанбате. Уже после войны, в год сорокалетия битвы на Курской дуге, надеясь найти неизвестных спасителей, Ященко рассказал об этом случае на встрече ветеранов дивизии. Мне особенно запомнилась последняя его фраза: "Когда увидел раненых солдат, подумал – если не помогу им, то и мне, если что случится, не помогут. Поэтому так поступил. И не ошибся!"
Боевая обстановка, к сожалению, не всегда давала возможность своевременно вынести раненых с поля боя. Так случилось и при наступлении на село Старая Рудня на той же Курской дуге. В жестоком бою за село солдаты 228-го полка нашей дивизии понесли большие потери. На следующий день гитлеровцы окружили, а потом захватили село. Дома и сараи были заполнены ранеными. Остатки нашей роты едва вырвались из окружения. Среди них были старший сержант связной командира роты Михаил Андреевич Шмытько и автоматчик Федор Яковлевич Щербин. Когда на следующий день село было отбито, среди остававшихся семидесяти раненых солдат не было ни одного живого – враги добили их. Шмытько поручили собрать документы, ордена и медали погибших. Рассказывая этот случай мне, он с волнением вспоминал, как нес в штаб два вещмешка – с документами и орденами…
ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО
Из оперативной сводки за 17 июля 1943 года
На Орловско-Курском направлении наши войска продолжали активные боевые действия. Противник оказывает отчаянное сопротивление, используя зарытые в землю танки. Атаки, предпринятые советскими войсками, завершились взятием ряда населенных пунктов. За два дня боев наши войска полностью восстановили положение, занимаемое ими до начала немецкого наступления, т. е. до 5 июля сего года. Таким образом, под ударами наших войск немцы оставили все, что им удалось захватить ценой неслыханных потерь живой силы и техники за восемь дней наступления.
Продвигаясь вперед, наша дивизия прошла долгий путь. Но вот и передышка. Надо было привести себя в порядок, получить пополнение.
Многих солдат и офицеров наградили орденами. За умелое и решительное руководство боевыми действиями командир нашего дивизиона Новиков получил орден Александра Невского. Начальника разведки Мартынова, очень много помогавшего Новикову, наградили орденом Красного Знамени, капитана Кудинова – орденом Отечественной войны I степени. Среди названий частей – участниц Курской битвы, которые сейчас можно прочитать, побывав на месте бывшего командного пункта фронта, где воздвигнут величественный мемориал участникам сражения, название нашего 84-го АП встречается дважды: в составе частей 13-й армии, отражавшей натиск врага на Поныри, и в составе 65-й армии, с которой мы завершали наступление, находясь уже вместе со своей дивизией.