Участь свою не выбирали
Шрифт:
Деревня была захвачена без особого сопротивления. На улице валялись десятки убитых гитлеровских солдат, в сараях и домах нашли большое количество боеприпасов. Батальон закрепился в деревне и удерживал ее до подхода основных сил дивизии.
Перед Новым годом командир дивизии собрал офицеров, награжденных за декабрьские бои, тепло поздравил и раздал награды. Капитану Бешлеге вручил орден Александра Невского. К моей медали добавился орден Красной Звезды. Присутствовавший при награждении командир нашего полка Петр Андреевич Любимов подошел к Бешлеге и расцеловал его.
В начале января 1944 года дивизия вышла на подступы к Мозырю и Калинковичам. Гитлеровские войска заранее укрепили этот район. 12 января началось наше наступление. После
Сначала мы ориентировались по следам, которые оставили бойцы, тащившие пулемет. Они вывели нас на лесную тропу. Стемнело. Высоко на сосне, недалеко от нас, замаячило черное продолговатое тело.
– Не "кукушка" ли? – предупредил я Кожевникова.
Обогнув на всякий случай сосну стороной, снова двинулись по тропе. Ночь была ясная, на небе горели звезды. Впереди, высоко над головами, сияла полярная звезда – значит, идем правильно, на север. Неожиданно наткнулись на небольшой лесной завал, за которым светлела поляна. Ее освещал огромный медно-красный диск луны. Это смутило нас. Немного постояли, прежде чем идти вперед. Потом Кожевников махнул рукой:
– А ну, пошли!
Одновременно впереди нас, на другой стороне поляны, зарокотал трактор. Остановились как вкопанные: наша колонна далеко сзади, а это – немцы! Словно для подтверждения этой догадки с дальнего угла поляны ударила автоматная очередь. Мы постарались побыстрее перебраться через завал обратно и почти бегом устремились назад. Километра через два-три наткнулись на стрелковый батальон. Бойцы копали окопы. Стало ясно, что где-то мы проскочили мимо наших наступающих рот и опередили их, чуть было не поплатившись за это. Разузнав обстановку, вернулись к своим огневым взводам. Кожевников отдал приказы. Огневикам – занимать боевые позиции, а моему взводу – строить штабной блиндаж. Работа закипела.
Утром стрелковые полки двинулись вперед. Огневые позиции дивизиона оставались пока на месте.
Стрельбы мы не слышали – видно, враги отходили, не приняв боя. Воспользовавшись небольшой передышкой, я решил пройтись по нашему вчерашнему маршруту. Нашел сосну с темным силуэтом на верхушке и увидел, что нас напугала пчелиная колода. Потом вышел к поляне. Посередине ее, прямо на снегу, не замаскированные, стояли цепочкой мины, соединенные между собой тонким, едва заметным проводом. Очевидно, фрицы очень спешили. На другой стороне поляны, перед лесом, тянулось проволочное заграждение. Осторожно переступил провод, соединяющий мины,- они были новой, незнакомой конструкции, потом подошел к проволочному забору и, пытаясь не зацепиться за колючки, перелез через него. За ним шла глубокая траншея. Прошелся по ее краю до блиндажа, спрыгнул вниз и заглянул в блиндаж. Он был пуст. Забираться в него не стоило – блиндаж, наверное, тоже заминирован… Хорошо, что вчера вовремя повернули назад! Конечно, тут были немцы. А если их и не было – подорвались бы на минах, установленных на поляне.
С такой же осторожностью проделал обратный путь. Когда вернулся и рассказал начальнику штаба о виденном, тот чертыхнулся и добавил:
– Немного бы от нас осталось, если бы туда полезли! – А про мины сказал, что это новый и очень опасный тип – прыгают и рвутся в воздухе, и он тоже не знает, как обезвреживать их. Нужно, очевидно, ждать, пока это сделают саперы.
Вечером получили приказ занять новые позиции – ближе к Мозырю. Начальник штаба, я и несколько солдат двинулись напрямик, через лес. Было уже совсем темно, когда подошли к злополучной поляне. Мы оказались значительно правее того места, где были с Кожевниковым, но поляну ту я узнал
– Зачем вы там лезете? Здесь проход!
Голос не успел замолкнуть, как раздался взрыв. Послышались отчаянные женские визги, сменившиеся стонами. Потом снова подряд три разрыва, один за другим, и стало тихо. Подбежав к месту взрывов, мы увидели четыре чернеющие на снегу фигуры. По неестественным позам было видно, что женщины убиты наповал. Немного позади из снега поднимался мужчина. Старик был так напуган происшедшим, что вначале не мог говорить. Оказалось – это жители освобожденной деревни, что в километрах восьми отсюда. Они прятались в лесу, а сейчас возвращались обратно. Потрясенные разыгравшейся на наших глазах трагедией, мы не сразу решили, что делать дальше.
Одно было ясно: женщин уже не воскресить…
Сколько таких трагедий – больших и малых – случалось в лесах и болотах, на дорогах и тропах, по которым в страхе покидало родные места, а затем возвращалось местное население – женщины, дети, старики, когда линия фронта нависала над ними смертельной опасностью.
Постояв немного и увидев, что мужчина пришел в себя, мы двинулись дальше.
В пылу наступления "проскоки" артиллеристов за передовую линию – вещь обычная.
В первом дивизионе, командиром которого назначили ранее служившего у нас капитана Кудинова, только случай спас его и разведчиков. Они вышли к железной дороге, ведущей на Мозырь. Вместе с ними был связист с рацией. На насыпи, рядом со взорванным мостом, перекинутым через небольшую речушку, стояла железнодорожная будка, укрепленная со всех сторон рядами бревен. Между стенами будки и бревнами были засыпаны камни. Верхней части одной из стен не было. Через это "окно" можно было хорошо рассмотреть лежавшую перед ними местность.
Возле будки разведчиков догнал командир полка со своим адъютантом. Кудинов этому не удивился: полковник был человеком смелым. Любимов приказал Кудинову выслать разведчиков вперед и узнать, есть ли там наши стрелковые подразделения. Разведчики Велекжанин, Черноголовый и Коржов, выполняя приказ комполка, прошли метров пятьсот вдоль насыпи, забрались на нее и увидели гитлеровских солдат, которые окапывались совсем рядом. Те тоже их обнаружили и обстреляли из автоматов, заставив кубарем спуститься с насыпи. Когда разведчики подбежали к будке, гитлеровцы начали артиллерийский обстрел. Любимов с адъютантом оставались внизу, под насыпью. В будке на нарах сидел Кудинов. Забежав в укрытие, разведчики легли на пол. Обстрел шел по всем правилам артиллерийской науки – первый снаряд улетел за будку, второй не долетел, третий разорвался почти рядом. В это время командир полка поднялся по насыпи и крикнул полушутя-полусерьезно:
– Кудинов, учись! Вот так надо стрелять: видишь, вилочка. Берегись, сейчас он влепит прямо сюда!
Разведчик Коржов, услышав эти слова, выскочил из будки и побежал вниз, к траншее. Остальные еще колебались, не зная, как поступить. Очередной снаряд, жутко свистнув, разорвался на крыше будки. От удара и взрыва будка дрогнула, крышу и часть задней стенки сорвало. Кудинова сбросило с нар на разведчиков. Как потом оказалось, его ударил по плечу крупный осколок, пробил правый погон, шубу и китель. Черноголовому чем-то разбило верхнюю губу и в куски разорвало шинель ниже спины, а в валенке застрял осколок. Сильно ранило Велекжанина. Алалыкина только немного оглушило, радиста тоже, хотя рация была разбита на мелкие куски.