Учебник для детектива

Джедедайя Берри

Из-за облаков показалась луна, и Ламек взглянул на нее, чуть улыбаясь. Когда она снова исчезла, он поплотнее запахнул плащ.

— Этот механизм мисс Полсгрейв в третьем архивном отделении — настоящее чудо: мы сообщаем ей, когда подходим к чему-то важному, к тому, что обязательно следует задокументировать, и она настраивает свою машину на правильную частоту. Она даже может сама проверить ее работу на вас и сопроводить от одного спящего сознания к другому, если это понадобится. По правде сказать, это одно из немногих преимуществ, какие мы имеем перед Хоффманом: способность

записывать информацию на пластинки, анализировать, соотносить с уже имеющимися сведениями, сравнивать. Нам не всегда известно, что он планирует и замышляет, но мы можем выявить типичные хоффмановские методы работы в записях снов всего города, а потом действовать с целью предотвращения его следующего маневра. Данная запись, — продолжал он, — может оказаться особенно ценной и более чем просто опасной — боюсь, как для вас, так и для меня.

Они подошли к обшарпанной двери, скрытой в тени огромной кучи мусора; со старого дверного полотна свисали лоскутья облезшей краски. Ламек приблизился к ней и сказал:

— Ну вот мы и пришли.

Он открыл дверь, и в переулок вырвался сноп яркого света, позолотив мокрую кирпичную кладку стен и мостовой. Заглянув внутрь через плечо Ламека, Анвин увидел совершенно неправдоподобную картину: широкий пляж, за ним бесконечное море и солнце, очень яркое в самом зените неба. Он последовал за Ламеком на песчаный берег. С этой стороны дверь выглядела как вход в покосившуюся пляжную кабинку.

Здесь было ужасно жарко. Анвин снял шляпу и вытер лоб рукавом. Зонтик он держал раскрытым над головой, прикрываясь от солнца. Они направились прямо к воде.

На самом краю пляжа, куда чуть не доставали волны, лежала груда гладких черных камней. Пышнотелая женщина в синем купальнике с оборками сидела, прислонившись к ней, и смотрела на море. Когда она заметила приближающегося к ней Ламека, то повернулась и помахала ему рукой. На шее у нее болталось ожерелье из неказистых на вид жемчужин, а из-под белой купальной шапочки выбивались пряди седоватых волос.

— Эдуард! — прокричала она. — Когда же ты домой вернешься? Я все столовое серебро вычистила и отполировала, пока тебя дожидалась. Ты же прекрасно знаешь, как я устаю от такой чистки. Ты что, опять отключил свой телефон?

Анвин вспомнил о телефонном проводе, что лежал отключенный на столе в кабинете Ламека. Стало быть, супервайзер сам его отключил. Видимо, хотел обеспечить полную тишину, чтобы никто его не разбудил, пока идет запись.

Ламек снял шляпу, нагнулся к женщине и поцеловал ее в щеку.

— Придется нынче допоздна работать, — вздохнул он.

— А домой ты работу взять не мог?

Он покачал головой:

— Я сюда ненадолго, просто чтобы пожелать тебе спокойной ночи.

Она посмотрела на море, и на ее лице появилось сердитое выражение. Щеки у нее были красные от солнца и ветра.

— Самое странное заключается в том, — заметила она, — что я даже не знаю, с настоящим Эдуардом я разговариваю или нет. Мне так хотелось тебя видеть, что ты вполне мог привидеться мне во сне.

— Нет, моя птичка, это я. У меня встреча назначена, вот в чем все дело.

— Птичка? —

переспросила она. — Ты меня уже много лет так не называл.

Ламек посмотрел себе на ноги и похлопал шляпой по бедру.

— Понимаешь, я много думал о прошедших временах. Ну, сама, наверное, помнишь, какими мы были — парочка юнцов, одни в огромном городе, без приличной работы, а по вечерам — танцы под радиолу, выпивка в баре на углу… Как он назывался? «У Ларри»? Или «У Харри»?

Женщина потрогала аляповатые жемчужины у себя на груди.

— Сара, — сказал он, — тут есть еще кое-что другое… Я просто хотел, чтобы ты знала…

— Стоп! — перебила она его. — Поговорим об этом утром.

— Сара!

— Увидимся утром, — заявила она очень твердым тоном.

Ламек нахмурился и глубоко задышал носом.

— Ну хорошо, — сдался он.

Ветер между тем усиливался; под его порывами трепетали оборки на купальнике Сары, он раздувал выбившиеся из-под ее шапочки седые кудри. Она снова устремила свой взгляд на море.

— Этот сон всегда кончается одинаково, — заметила она.

— И как именно? — спросил Ламек.

Она некоторое время молчала.

— Эдуард, там в сумке-холодильнике кое-что осталось. А мне пора идти.

Она встала, выпрямилась и провела руками по бокам. Потом, не оглядываясь, засеменила к воде. Уродливые жемчужины мотались у нее на шее взад-вперед. Над горизонтом начали подниматься облака, море потемнело и заволновалось.

— Пошли, — буркнул Ламек. Он повернулся и пошел назад к пляжной кабинке.

Анвин продолжал стоять на месте, глядя, как Сара проворно пошла в воду. Дойдя до места, где море ей было по колени, она бросилась вперед, нырнув в волну, и поплыла.

— Пошли же, — повторил Ламек, словно заранее знал, что Анвин останется на месте.

Анвин сложил зонт, чтобы его не вырвало из рук ветром, и поспешно двинулся по песку следом за Ламеком. Он чувствовал, насколько мягок песок у него под ногами, но его ботинки не оставляли на нем никаких следов.

Плащ Ламека раздувался и хлопал на ветру. Он сунул руки в карманы и плотнее стянул плащ вокруг тела. Ламек сгорбился, опустил плечи и пригнул голову. Он шел не оборачиваясь.

Анвин остановился и посмотрел назад. Сару ему уже не было видно — она пропала где-то в море. У горизонта поднималась огромная волна. Она закручивалась пенным водоворотом, крутилась и раздувалась, словно вбирая в себя все море, и неслась к берегу. Анвин ускорил шаг, но не мог отвести глаз от этой волны. Теперь она уже была высотой с огромное здание, а издаваемый ею рев и грохот перекрывал шум уличного движения, доносившийся с городских улиц. Над ее гребнем вились и кричали чайки. В окне ее гладкой фронтальной поверхности Анвин различал разнообразную плавающую морскую живность — рыб, морских звезд, огромного извивающегося кальмара. Все они занимались своими обычными делами, словно вокруг не происходило ничего странного, словно они по-прежнему пребывали в глубинах океана, а вовсе не крутились в кипящем водовороте, несущем их к суше. Воздух был пропитан миазмами их насквозь просоленного мира.