Учебник по химии
Шрифт:
Староста имела такой пугающий взгляд из-под массивных чёрный бровей, что Ведит сразу уверилась, что та «в прошлой жизни» являлась жуткой серийной убийцей. Но, когда комендант заставил её ознакомиться с личными делами всех её подопечных, та с удивлением обнаружила, что Матушка, оказывается, была «всего лишь» скупщицей краденого. А убеждённой убийцей оказалась невзрачная худенькая девушка, тихая и незаметная. Ей жених (или муж?) изменил, и она его за такое дело хладнокровно прикончила, да так ловко, что на неё сразу и не подумали. Вкус безнаказанной крови сдвинул ей крышу на всю катушку, и она окончательно сбрендила: стала выявлять всех мужиков-изменщиков, выслеживать и убивать. Талант у неё такой вот оказался, призвание. А попалась она при попытке прикончить бывалого наёмника —
Но биографии уголовниц оказались не самым страшным фактом в её новой работе. Гораздо страшнее оказалось то, ЧТО делалось в лаборатории. Все сотрудники, казалось, не имели никакого понятия о температуре, времени, массе, пропорциях, поэтому получить что-либо приемлемое они смогли бы только чисто случайно, в течение десяти-пятнадцати лет, не меньше. Ведит схватилась сначала за свою бедную голову, а потом — за бумагу и гусиное перо: требовалось сделать хоть какие-то вычисления, на которые у её любимого профессора катастрофически не хватало свободного времени.
Сделать расчёты оказалось только четвертью дела. Или даже десятой частью. Её подчинённые, действительно, с точными науками не дружили (и с неточными — тоже), и даже температуру замеряли неправильно. Нужно было вдолбить им в их крепкие головы, когда именно надо начинать замеры времени, и сколько раз песочные часы должны пересыпать своё содержимое. Наблюдатель, переворачивая склянку с песком, ставил мелом отметку на доске — даже такой малости пришлось добиваться криком и беспощадной дрессировкой оболтусов-переростков. Чтобы дрова совали в топку по норме, а не столько, сколько влезет, пришлось учить безграмотных, но наглых уголовниц: за один раз вы носите в охапке вот столько поленьев, и нужно сделать вот столько ходок к поленнице. Матушка слушала её снисходительно, а Вдова, будучи послушной, оказалась удивительно бестолковой в тех вещах, которые не требовали хладнокровного убийства гулящих мужиков. Пришлось уговаривать старосту особым образом, чтобы она и за Вдовой приглядывала и не давала ей заталкивать дрова в печь со всей дури (от всей широты души). А разговаривать с самолюбивой Матушкой — это всё равно, что сутки у станка простоять: потом валишься в кровать безо всяких сил.
Ведит потребовала, чтобы котлы для уличной «варки» перенесли в такое место, чтобы ветра, преобладающие в данный период года, уносили ядовитые запахи сразу за стену замка. Шутка ли: в процессе нагрева выделялись серные газы, воняло тухлыми яйцами, а работницы умирали одна за другой. По заказу нашей аспирантки сшили матерчатые маски на лица, но упрямые уголовницы надевали их неохотно: «Да у нас такие сроки, что, чем быстрее сдохнешь — тем лучше. Или нам тут до самой стрости это ХХХ варить?!». Тогда девушка заказала для котлов крышки, не подпускала никого к ним без технической надобности, а размешивала «адскую» смесь всегда только одна баба и в маске: за провинность назначалась непременная порка после работы. Причём подобное наказание потребовала сама Ведит, так как от общения с разными типами сделалась очень злобной. А как иначе, если по-хорошему понимать не хотят???
Вообще, «запуск» уличных котлов производился только под контролем бывшей аспирантки. Она подбирала состав и массу разных компонентов для варки, отслеживала очерёдность их добавления. Одна из баб также
Ведит добилась также, чтобы двор подметали каждый день, и по нему можно было ходить смело, не задирая юбку. Пришлось задействовать коменданта: запугивать, что очень скоро вся мануфактура по уши погрузится в дерьмо. Уборкой занимались по очереди: и мастеровые из вольных, и уголовницы, и замковая прислуга. Ворчали и злились, но аспирантка оказалась свирепее всех, вместе взятых, в том, что касалось чистоты. Из-за этой уборки даже самые наглые парочки начали прятаться по цехам и сараям, занимаясь своими нехитрыми развлечениями.
Потом в цеху с гордым названием «лаборатория № 2» появился молодой человек, бывший преподаватель химии. Он нанялся на эти секретные работы из желания подзаработать себе на свадьбу, так как его подружка уже давно стала намекать, что, мол, пора бы уже и официально их отношения оформить как-то… Ведит покрутила пальцем у виска и ввела его в курс дела; вскоре он уже вполне мог заменять её на рутинных работах, высвободив ей время для дальнейших научных изысканий.
Кое-как утряслись вот такие «научные» дела. Профессор повеселел: лаборатория № 2 стала давать вполне приличную продукцию, да и столичное начальство подобрело, увидев несколько успешных полевых испытаний. Девушка взялась за «бытовуху». Несколько раз долбила коменданта, чтобы назначил выдачу молока бабам, занятым на вредных для здоровья работах: завести корову обошлось бы для дела дешевле, чем постоянно обновлять контингент уголовниц и учить новеньких всему заново. Кое-как удалось всё-таки выбить по полстакана раз в два дня. Потом им назначили также выдачу свежих овощей, мелко порезанных вроде салата.
Такие хлопоты принесли Ведит уважение от Матушки, которая поглядывала на неё уже не так свирепо и охотнее гоняла девок по её указаниям. Но аспирантка со стилетом уже не расставалась. Это оружие она завела себе после случая, когда одна дурная набросилась на мастера с ножом. Тот случай произошёл, вообще-то, в другом цехе, и мужик сам спровоцировал нападение, так как слишком усиленно домогался внимания той уголовницы, но, как говорится у нас, наёмников: «Лишний нож карман не тянет». Работая среди тех, кто умело владеет холодным оружием и ухитряется его прятать, несмотря на внезапные обыски и угрозы жестокого наказания, поневоле и сам без ножа начнёшь чувствовать себя голым.
Стилет выковал кузнец, за «особое» вознаграждение в виде бутыли мутной жидкости, которая горела, но при этом вполне годилась и для внутреннего употребления. Ведит подозревала, что этот добродушный дяденька изготовлял ножи и заточки заодно и уголовницам, — за плату, не менее приятную для мужского тела. Так оно было или нет, но никто этого кузнеца так и не сдал.
Однажды произошёл случай, повлиявший на окончательное решение девушки сбежать из замка. К ней подошла хмурая Матушка и сказала:
— Там… эта… Вельке совсем плохо…
Ведит торопливо выбежала во двор. Девка лежала прямо на земле, в стороне от лениво дымивших котлов; возле неё уже сгрудилось несколько человек. Аспирантка их растолкала, подошла поближе, склонилась:
— Что, что с тобой?!
Та, лёжа на боку, повела мутными глазами, потом снова уронила голову на щёку и её вырвало. В рвотных массах виднелись следы крови.
— Так, быстро её к доктору! Хельга, Зорка — тащите сюда носилки. Возьмёте их в лазарете, — скомандовала Ведит.
Велька оказалась жизнелюбивой. Когда Ведит вечером зашла к доктору, она, хоть и бледная, глядела по сторонам вполне осмысленно.
— Что с ней? Жить будет?
Седой фельдшер покачал головой:
— Трудно сказать. Я ей промывание сделал, состояние — стабильное. Даю общие противоядия, какие знаю. Вы тут, душа моя, изобретаете такие страшные отравы, что медицина их лечить пока бессильна. Пока мы научимся лечить ЭТО, вы придумаете что-нибудь ещё более смертельное… — от него слегка разило, и отнюдь не отваром ромашки. В таком виде он мог рассуждать о трудностях современной медицины бесконечно.