Ученица чародея
Шрифт:
– Исполнил закон бытия, – строго ответил он, – в отличие от вас, мадам ведьма.
– О, Лоло, ты такой умный, ну ты же знаешь мои недостатки, – невинно взглянула на него Клементина.
– Мы еще поговорим об этом. А теперь, все прочь. Иначе формула забвения сотрет и вашу память.
– Что такое? В чем дело, Абели? На кого ты похожа? Почему ты такая грязная и в рваной юбке? – встретила меня возмущенными воплями графиня де Клермон. – Кто эти люди? Почему молодой человек голый?! Куда вы идете?!
Я еле держалась на ногах
Я была счастливой обладательницей дара, который не отдам теперь ни за что. Господь дал, Господь забрал и снова вернул. Не важно, чьими руками. Но теперь я знаю всю ценность этого щедрого подарка. Знаю, что за щедрость отплачу ему сторицей. Отплачу людям. Хочу этого!
Мы поехали в объезд к Королевской площади, и к Этьену силы возвращались прямо на глазах. Мы держались за руки, и делились друг с другом теплом и искристо-белым светом. А каково же было мое удивление, когда Этьен поцеловал мою ладонь и свезенная кожа затянулась! К нему тоже вернулся дар! Мир лишился одного лекаря, но получит двоих взамен. Такова наша с Этьеном стезя, и нельзя от нее отказываться. В этом – божественное равновесие.
Я была счастлива, и потому даже вопли графини, похожей на увешанную бриллиантами старую смоковницу, были мне милы. Взглянув на ее желтую кожу, я подумала, что обязательно вылечу ее печень. А затем чмокнула мадам в щеку:
– Я люблю вас, тетушка! – и кивнула моим гостям: – Идите за мной.
Мы вошли в мою комнату, Этьен плюхнулся на кровать:
– Везет же графиням! – и позвал: – Эй, Абели, давай устроим безудержный предсвадебный сон. И поедим чего-нибудь.
Клементина и Огюстен, тоже ужасно уставшие, сели в кресла у окна.
– Да, хороший обед не помешал бы, – потянулась мадам Тэйра.
Огюстен кивнул и блаженно вытянул ноги:
– С доброй бутылкой бургундского! Или парой.
Но тут створки дверей распахнулись и, пыхтя от одышки, в наше полусонное царство ворвалась графиня де Клермон:
– Абели, объяснись сейчас же! Я требую! Кто все эти люди?!
– Ах, мадам, мы так устали, я бы рассказала все чуть позже, – вздохнула я, – но если вы настаиваете, могу и сейчас. – Я указала на свою красавицу прабабушку, похожую на героиню из рыцарских легенд со своей золотой косой и старинным платьем: – Рада вам представить: Клементина Тэйра. Она моя…
– …тетя, – подсказала та с лукавой смешинкой в глазах и слегка склонила голову, не вставая с кресла.
Огюстен все же поднялся – галантность была у него в крови, хоть и не дворянской.
– Мсьё
Огюстен не преминул раскланяться со всей куртуазностью.
– А молодой человек? Почему он в кровати? Еще один больной родственник из Лиона?! – фыркнула графиня.
– О нет, мадам, – я обернулась к Этьену. – Он совсем не родственник, но скоро им станет. Самым близким. Надеюсь, вы полюбите его так же сильно, как я. Мой жених, Этьен… гм… де Годфруа. Барон.
– Очарован, мадам, – привстал Этьен, больше похожий не на барона, а на цыганского оборванца.
– Как?! – всплеснула руками графиня. – Но твой жених несколько старше. Мсьё барон…
– Его отец. Вы, наверное, не поняли его намерений, – не моргнув глазом, нашлась я. – Годфруа старший просил руки не для себя, а для своего сына. Наследного барона де Годфруа. И вы благосклонно дали согласие, помните? Я невыразимо благодарна вам за это, и буду молиться, чтобы вы, моя дорогая благодетельница, непременно попали в рай!
На лице графини отразилась целая буря эмоций. Наконец она перевела взгляд на Этьена:
– Ничего не понимаю. Но если это твой жених, Абели, почему он не одет? Что с ним?
– Злоумышленники напали у Гревской площади, – пояснила Клементина. – Париж полон лиходеев, вы же знаете. Лопни мои глаза, порядочному человеку и днем опасно ходить по улицам! Если бы мы не подоспели, ох, что было бы…
Графиня закашлялась и проговорила затем с вежливой сдержанностью:
– Весьма печально. В таком случае поправляйтесь, господин барон, благородные люди всегда протянут друг другу руку помощи. Я велю слугам принести все, что вам нужно! – Затем она сурово посмотрела на меня: – Но ты, Абели, должна сейчас же привести себя в порядок. Что бы там ни было: грабители или потоп, ты должна оставаться дамой и не ходить в рваной юбке и с сеновалом на голове…
– Да, мадам, – расцвела я, впервые не испытывая раздражения. – С большим удовольствием.
Графиня моргнула и потянулась к ручке:
– А если уважаемые гости желают отобедать…
Ее перебил стук в дверь. Показался вышколенный Лабутен в белых перчатках и шепнул что-то на ухо графине. Та встрепенулась:
– Ах, мой Бог! Зови, непременно зови! Сейчас же!
– О, госпожа, он уже тут, – Лабутен посторонился, пропуская перед собой кого-то высокого и худого. Не сказав ни слова, мсьё склонился перед графиней, целуя ей руку так, словно делал это тысячи раз.
Я ахнула и бросилась навстречу.
– Пап'a, ты вернулся! Тебя отпустили! Мой папа! – прошептала я, уткнувшись носом в жилистую шею, еще пахнущую тюремной сыростью Бастилии. В ответ почувствовала ласковое тепло, и руки отца прижали меня к себе:
– Дочка…
Я зажмурилась от счастья. В благостной темноте закрытых век я увидела, как бьются вокруг меня шесть сердец, включая мое. Бьются по-разному, светятся по-разному, тускло или ярко, живо или медленно, но в каждом из них живет свой розовый цветок. Любовь.