Учение дона Хуана (перевод Останина и Пахомова)
Шрифт:
Я не знал, смогу ли я встать, но уже в следующее мгновение понял, что мое положение изменилось. Я находился на верху лестницы, внизу стояла X. — моя приятельница. Ее глаза горели безумным лихорадочным блеском, она смеялась так громко и неестественно, что мне стало страшно. X. пошла по лестнице вверх. Я захотел убежать и спрятаться, потому что, как мелькнуло у меня в голове, «она уже съезжала с катушек». Я укрылся за колонной, и X. прошла мимо, не заметив меня. «Она снова сходит с ума», — была следующая
Внезапно все вокруг прояснилось и стало ничуть не похожим на сон; все выглядело вполне реальным, но увиденным как бы сквозь оконное стекло. Я хотел потрогать колонну, за которой прятался, и понял, что не могу шевельнуться. Вместе с тем я знал, что могу стоять и наблюдать сколь угодно долго. Я был внутри наблюдаемой сцены, но не ее частью. Насколько я мог судить, я пребывал в здравом уме и трезво воспринимал окружающее. Все происходило как в обычном состоянии сознания, и все же я знал, что это — не обычное состояние!
Внезапно сцена переменилась. Была ночь. Я находился в вестибюле какого-то здания. Здесь царил полумрак, и я понял, что предыдущая сцена была залита ярким солнечным светом, хотя тогда и не обратил на это внимания. Затем я увидел молодого человека, который выходил из комнаты с большим рюкзаком за спиной. Я не знал, кто он такой, хотя видел его раньше два-три раза. Он прошел мимо меня и стал спускаться по лестнице.
К этому времени у меня прекратилось всякое внутреннее сопротивление гаданию. «Кто этот парень? — подумал я. — Зачем я его вижу?»
Сцена в очередной раз изменилась, и я увидел, как этот же молодой человек возится с книгами: склеивает между собой страницы, соскабливает штампы, смывает надписи... Затем он принялся аккуратно расставлять книги по полкам. Полок было много: насколько я понял, действие происходило не в его комнате, а в каком-то хранилище. Появились другие образы, уже не столь отчетливые. Сцена затуманилась, все закружилось у меня перед глазами.
Дон Хуан тряс меня за плечи, я проснулся. Он помог мне подняться, и мы пошли к дому.
С того момента, как я начал втирать мазь в виски, прошло три с половиной часа, но видения длились не более десяти минут. Никаких болезненных последствий я не ощущал — хотелось только есть и спать.
Вчера вечером дон Хуан попросил рассказать обо всем происшедшем, но я так хотел спать, что ни на чем не мог сосредоточиться. Сегодня, едва я проснулся, он повторил свою просьбу.
Когда я закончил рассказ, старик спросил:
— Кто сказал тебе, что твоя приятельница «съезжала с катушек»?
— Никто. Я сам об этом подумал.
— Ты полагаешь,
Я ответил утвердительно, хотя, честно говоря, у меня не было ни малейших причин считать X. психически больной. Эта мысль пришла ко мне неизвестно откуда. Дон Хуан ехидно посмотрел на меня. Я спросил, почему он мне не верит. Он рассмеялся и сказал, что я привык легкомысленно относиться к своим поступкам.
— Я что-то сделал неправильно, дон Хуан?
— Тебе следовало слушать ящерицу.
— Как это?
— Ящерица на твоем плече рассказывала тебе все, что видела ее сестра. Она говорила с тобой, а ты не обращал на это внимания, принимал ее слова за собственные мысли.
— Но это и были мои собственные мысли!
— В том-то и дело, что нет! Такова суть этого гадания: здесь надо не столько смотреть, сколько слушать. Я хотел предупредить тебя, но вспомнил, что мой благодетель этого не делал.
— Похож был твой опыт на мой?
— Нет. У меня было жуткое путешествие, я едва не погиб.
— Почему?
— Вероятно, потому, что «травка» невзлюбила меня, или потому, что я и сам толком не знал, о чем хочу спросить. Как ты вчера. Ты, наверное, думал о своей приятельнице, когда спрашивал о книгах?
— Не помню.
— Ящерицы никогда не ошибаются и любую мысль воспринимают как вопрос. Ящерица вернулась и рассказала невесть что о твоей приятельнице, потому что ты и сам не знал, о чем тогда думал.
— Ну а второе видение?
— Когда ты задал вопрос, твои мысли были более устойчивыми. Именно так и должно проводиться это гадание.
— Ты хочешь сказать, что первое видение нельзя принимать всерьез?
— А как принять его всерьез, если ты даже не знаешь, на какие вопросы отвечали ящерицы?
— Ящерице, наверное, проще отвечать на один вопрос?
— Да, тогда ее ответ понятнее. Надо удерживать в уме одну-единственную мысль.
— Дон Хуан, а если мой вопрос будет не простым, а довольно сложным?
— До тех пор, пока твоя мысль неизменна и не перебегает с предмета на предмет, она понятна ящерицам, а их ответ понятен тебе.
— Можно ли задавать ящерицам по ходу видения другие вопросы?
— Нет, надо только смотреть на то, что они рассказывают. Вот почему я и сказал, что видение — не столько для глаз, сколько для ушей. И по этой же причине велел тебе задать вопрос о чем-нибудь постороннем. Когда спрашивают о близких людях, желание заговорить с ними или прикоснуться к ним так велико, что ящерица прерывает свой рассказ — и на этом гадание обрывается. Надо знать гораздо больше, чем знаешь сейчас ты, чтобы спрашивать о чем-то личном. В следующий раз слушай внимательно. Уверен, что ящерицы рассказали тебе очень многое, но ты их не слушал.