Ученик лоцмана
Шрифт:
В итоге, я покинул заведение «Варфоломея Гизера и сыновей» изрядно облегчив свой кошелёк. Но это не особенно меня волновало — далее в программе на сегодня значился визит на «Штральзунд» и поход в банк — я заметил его на углу всё той же улицы Полнолуния и искренне надеялся, что не ошибся, истолковывая то, что было изображено на вывеске. Или всё же зайти к тому, первому меняле и обменять хотя бы небольшую сумму — и чёрт с ним, пусть рассказываем мастеру Валу о моих доходах? Но нет, главная задача сейчас — попытаться отыскать и арендовать надёжный банковский сейф, и здесь знакомец Валуэра мне точно не помощник.
Покупки я попросил доставить мне на дом — милейшая матушка Спуль предусмотрительно снабдила меня десятком картонных карточек со своим адресом. При себе же оставил только ранец и револьвер, предварительно набив барабан короткими, похожими на латунные бочонки патронами — предстояло проделать немалый путь по городу, имея за спиной целое состояние, так что эта мера предосторожности не казалась мне чрезмерной. Тем
Посещение порта прошло без сюрпризов. На «Штральзунд» никто не покушался; я осмотрел задраенные люки, проверил такелаж и кое-какое палубное оборудование, а под конец, уже когда выбрался на пирс с изрядно потяжелевшим (около пуда золота и прочих ценностей, это вам не жук чихнул!) ранцем и завёрнутым в кусок брезента карабином, подозвал сторожа и простимулировал его бдительность несколькими оставшимися у меня серебряными монетами. Он долго благодарил и даже спросил, где я остановился — с тем, чтобы раз в сутки присылать туда своего внука, который помогает деду нести нелёгкую службу по охране вверенных его заботам плавсредств, с известиями о состоянии дорки. Я согласился и выдал старику ещё две монеты авансом — а что, пусть стараются, лишним точно не будет…
В банк — это оказался именно банк, не подвела интуиция! — я попал уже перед самым закрытием, когда стрелки моих новых наручных часов показывали четверть седьмого вечера. Увидав горсть непривычных, но явно золотых монет клерк-кассир озадаченно крякнул, повертел монеты в руках и побежал за управляющим. А дальше — повторилась процедура, которую я уже имел удовольствие наблюдать у старика-менялы: тщательный осмотр при помощи большой, оправленной в серебро лупы, проба на зуб и обязательный тест с помощью кислоты. Результаты банковских служащих вполне устроили, а когда я сумел объяснить, что намерен снять ещё и сейф, управляющий самолично проводил меня в подвал где за несколькими решётками и толстенной бронированной дверью и размещалось искомое. Больше всего времени понадобилось на то, чтобы перегрузить в стальной ящик содержимое ранца — кроме пиратских сокровищ я поместил туда и резервную «астролябию», ту, которую нашёл на разбитом корабле. После чего — получил бронзовый, со сложной бородкой номерной ключ с цепочкой для ношения на шее, конверт, содержащий секретное слово-пароль, дающее доступ к сейфу — и покинул банк. Облегчение, надо сказать, немалое — не надо больше думать о сохранности «клада», стальные решётки, замки и бдительная охрана сделают своё дело. Я собрался, было, пройтись по улицам Зурбагана — как и писал Грин, они имели по преимуществу кольцеобразное расположение и, чем ближе, к горным отрогам, тем чаще чередовались с неожиданными крутыми сходящими и нисходящими каменными лестницами, ведущими под темные арки или на брошенные через улицу мосты. По таким улочкам хотелось гулять беззаботно, наслаждаясь своеобразной интимностью города — но я вдруг почувствовал такую сильную усталость, причём не столько даже физическую, сколько душевную — что не мог больше думать ни о чём, кроме как вернуться поскорее под гостеприимный кров матушки Спуль. Что я и проделал, наняв извозчика и предъявив ему карточку с адресом. Поездка не заняла много времени, хотя попетлять по узким улочкам в объезд заменяющих иные переулки каменных лестниц пришлось изрядно. Но всё когда-нибудь заканчивается — и вот я уже стою на крыльце и оповещаю о своём прибытии стуком массивного медного дверного молотка в форме кабаньей головы.
Какое же это блаженство — попасть в заботливые руки хозяйки старого доброго, в настоящем британском стиле, пансиона! Меня проводили наверх, в мои апартаменты; словно по волшебству возник кувшин с горячей водой и чистейшее хрустящее полотенце, а принесшая их матушка Спуль осведомилась, что подать к столу — подогретое пиво с пряностями или глинтвейн? Ужин будет подан через четверть часа, в столовой внизу, если, разумеется, уважаемый гость не захочет ужинать в своих комнатах. Надо ли напоминать, что переговоры с ней (как, впрочем, и со всеми остальными в этом городе кроме мастера Валу) велись исключительно на языке жестов с вкраплением редких выученных мною местных слов? Это создавало некоторые неудобства — не чрезмерные, разумеется, однако достаточные для тго, чтобы напомнить о том, что именно изучение языка на ближайшее время — главная моя задача.
Но — к делу. У меня оставалось четверть часа на то, чтобы привести себя в порядок и переодеться — а пока я буду ужинать, она разведёт в гостиной наверху камин и перестелит постель. При этом она недовольно поджала губы в знак того, что мои дурные манеры — в самом деле, разве прилично воспитанному человеку придёт в голову валяться днём на покрывале, да ещё и в одежде? — не остались незамеченными.
Впрочем, я не обратил на невысказанный упрёк особого внимания — воображение было занято тем, что вот сейчас, утолив голод, поднимусь снова наверх, усядусь перед огнём в глубокое кресло, укрою ноги клетчатым пледом, и, как и несколько
III
Целью экспедиции был мыс Бесов Нос, расположенный на восточном берегу Онежского озера, близ устья Чёрной речки. Известен этот мыс был, во-первых, загадочными петроглифами, и в их числе, «Беса» на плоской прибрежной плите, которое, собственно, и дало имя мысу, а во-вторых–заброшенным маяком, возведённым на самой его оконечности. Маяк этот не действовал с середины шестидесятых годов, и вот теперь, когда на Бесовом Носу и в его ближайших окрестностях собрались создавать природный и историко-этнографический парк-заповедник и парусную туристическую базу, а сам маяк отремонтировать и зажечь вновь — и как навигационный ориентир, и как памятник онежской старины. Не то, чтобы в свете этого маяка была такая уж необходимость — но раз уж старой деревянной башне предстоит стать своего рода центром будущего «туристического кластера» (вот, ещё одно новомодное понятие, отсутствующее в покинутом мной 1995-м) — пусть себе светит… Так порешали важные дяди в больших кабинетах РВИО и российского географического общества — и выделили на реставрацию старого маяка немалые деньги. Благо, время пощадило маячную башню, бревенчатый каркас и дощатая обшивка которой были сделаны из северной лиственницы, практически не подверженной гниению. Другое везение: маяк уберёгся от пожара, не превратился в груду головешек — что было почти неизбежным с учётом количества «диких» туристов, посещавших его за эти шесть с лишним десятков лет.
Целью нашей «экспедиции» и было застолбить будущую площадку — очередному фестивалю «Онега-2024» предстояло состояться уже здесь, а кроме того, на Бесовом Носу планировалось создать постоянно действующий туристический объект, в обустройстве и обслуживании которого предлагалось принять участие в том числе, и историческим реконструкторам. Местной администрации уже виделся возведённый неподалёку пирс, где швартуются туристические теплоходики из Петрозаводска, а так же двухполосное асфальтовое шоссе, ведущее сюда от трассы Вологда-Медвежьегорск, по которому смогут прибывать в новый заповедникавтобусы с туристами — ну и, разумеется, неизбежный расцвет разного рода туристического общепита, малых гостиниц и прочих предприятий, неизбежно сопутствующий подобному начинанию, и дающий солидную прибавку к местному бюджету.
Меня, разумеется, эти финансово-организационные перспективы ничуть не привлекали, как и восторги спутников-реконструкторов по поводу новой площадки, где они будут хозяевами и смогут, наконец, развернуться от души. Но вот маяк… едва я о нём услышал, как что-то сразу с готовностью ворохнулось в памяти. Недаром ведь Валуэр, описывая мне перспективы возвращения в Зурбаган, особо отмечал, что некоторые из Лоцманов обустраивают в своих любимых мирах особые маяки — и пользуются их огнями, чтобы проложить свой, собственный Фарватер! А раз так — то почему бы и нет? К тому моменту я уже твёрдо решил, что не останусь здесь, в двадцать первом веке — но вот оставить себе индивидуальный путь для отступления, пользуясь которым можно будет иногда навещать эти ставшие чужими, но всё-таки родные места.
Мне было известно, что на «Клевере» к Бесову Носу плывёт мощный маячный фонарь — согласно программе экспедиции, его предстоит поднять на верхушку башни и зажечь, пока что временно, от аккумуляторов. Этот «путеводный огонь» будет светить до самого закрытия фестиваля, и если я сумею навести по нему астролябию и вызвать на помощь мастера Валу — тогда маяк этот, пусть и неотремонтированный, и не вполне пока действующий, попадёт в постоянный реестр Фарватеров…
Но тут имелось ещё одно соображение. Каждому маяку требуется смотритель, который будет следить за маячным фонарём, поддерживать в исправности непростое навигационное хозяйство, отвечать на радио-вызовы с проходящих судов. В обычной ситуации сотрудник на столь ответственный пост был бы назначен из соответствующей службы, занимающейся навигационным обустройством Онежского озера, но раз уж ретро-маяку предстояло стать главной достопримечательностью будущего природно-исторического парка — то и должность смотрителя требовала особого подхода. Среди реконструкторов уже шли разговоры о том, что на этот пост могут взять одного из них — разумеется, после соответствующего обучения. Все гадали, кто окажется настолько верен идее, что бросит устоявшуюся жизнь в Москве, Питере или другом благополучном городе, чтобы сменить её на отшельническое существование здесь, на Бесовом Носу, где сущий рай в летние месяцы — вот только зима длится не меньше полугода, и это не считая неизбежного периода осенних штормов, делающих отдалённый маяк на каменистом, поросшем жиденьким сосняком мысу очень, очень неуютным местом.