Ученик пекаря
Шрифт:
— Но что он имеет против рыцарства? — впервые заинтересовался Таул.
— Тавалиск первым на юге понял, что на севере зреет опасность. Тирен объявил себя союзником Брена, а Брен собирается соединиться с Четырьмя Королевствами. Сбывается пророчество Марода: «Два могучих дома сольются вместе», и империя, предсказанная им, может поработить все Обитаемые Земли, неся с собой горе и бедствия. Сейчас более чем когда-либо нужно отыскать нашего мальчика, Таул.
— Я найду его, Бевлин.
— Я верю тебе. Между вами есть связь, и твоя судьба в том, чтобы помочь ему осуществить
— А какие козни строишь ты, мудрец? — Но Таул тут же пожалел о своих словах и сказал со вздохом: — Прости меня, Бевлин. Не знаю, что на меня нашло. Я так ждал встречи с тобой, а теперь говорю то, чего вовсе не хотел бы говорить. — Он устало потер глаза, а Бевлин порадовался, что рыцарь сменил гнев на милость.
— Куда ты поедешь дальше? — спросил мудрец. — В Брен, в Аннис, в Лэйрстон?
Таул отвел глаза, и Бевлин понял, что сейчас тот скажет неправду.
— В Лэйрстон, на север.
— В тех широтах стоят жестокие холода. — Но Таул не слушал Бевлина, уставившись в огонь. Что видел он там, какие муки? — Таул, — ласково сказал старик, кладя руку ему на плечо, — отправляйся-ка спать. Можешь лечь в моей комнате — там сухо и тепло.
Таул поднял глаза, и Бевлин на краткий миг увидел в них нечто, чему не было имени, и все же знакомое. А рыцарь тут же потупился, словно стыдясь чего-то.
— Устал я, Бевлин. Весь день в седле.
— Пожалуй, и тебе глоточек лакуса не помешает. Ты тоже слишком долго пробыл на юге. — Бевлину очень хотелось помочь Таулу, но старик знал наперед, что всякая помощь будет отвергнута.
— Нет уж, лакус побереги для тех, кому он нужнее. Я не испытываю ничего такого, чего не излечил бы хороший сон. — Таул встал. — Ты проводишь меня, Бевлин?
Мудрец провел рыцаря в свою комнату, откинул одеяло и вынул из постели грелку, положил котомку Таула на сундук. Когда он подошел пожелать Таулу спокойной ночи, рыцарь склонил голову, и Бевлин поцеловал его в лоб.
— Крепкого тебе сна, друг, — сказал старик и вышел.
Глава 28
Он проснулся с привкусом соли на губах, пытаясь удержать мимолетные образы сна. Помнилось море, холодное и суровое, цветом как свинец. Он сел и испытал разочарование, ощутив под ногами твердую землю. Подойдя к окну, он открыл деревянный ставень. Небо утешило его: оно походило на море. И цветом, и своей неподвластностью человеку. Земля — слабое звено: она позволяет делить себя на части, владеть и пользоваться собой.
Бледная луна понемногу склонялась к закату. Время идти время платить свой долг.
Двигаясь беззвучно, как призрак, он оделся — так нужно было, — обул мягкие кожаные башмаки и застегнул на себе тяжелый пояс.
Хотел взглянуть на себя, но здесь не было зеркала. Беспокойными руками он
Дверь открылась бесшумно — он знал, что так будет. Он вышел и двинулся по спящему дому на тусклый свет угасающего огня.
Человек был там, где он и ожидал, и крепко спал, тихонько похрапывая. Нож теперь согрелся и точно вырос в руке, сам приняв нужное положение. Он подошел ближе, чувствуя трепет предвкушения и боль раскаяния. Он глядел на человека, не боясь, что тот проснется. Человек уже стар и отжил свое.
Он занес нож, и его тень повторила это плавное движение. Еще миг — и нож опустился, пройдя между ребрами прямо в сердце. Человек поднял веки, смятение в его глазах сменилось пониманием — и глаза закрылись.
Он выдернул нож, и темная кровь хлынула наружу. Он снова поднял нож и опустил — еще и еще раз. Кровь оросила его лицо, и он порадовался этой теплой влаге.
Он довершил свое: человек больше не шевелился. Он уплатил свой долг.
Он с большим тщанием вытер свой нож, поплевав на него напоследок. Потом вернулся к себе и разделся. Он постоял нагим в свете луны, принимая благословение ее лучей. Он скользнул в гладкие простыни и уснул сном невинности.
— Нет, Боджер, от дурной болезни есть только одно средство, и состоит оно не в том, чтобы макать пораженные органы в кипяток.
— Мастер Фраллит божится, что только кипяток помогает.
— Не сомневаюсь, что мастеру Фраллиту не мешало бы полечиться, Боджер, но не думаю, чтобы он пытался сварить свои органы. Если б он попробовал это, его бы уже звали тетушкой Фраллит.
— А чем же тогда лечиться, Грифт?
— Мужчина, заболевший дурной болезнью, может излечиться только одним способом: натирая свои органы мочой девственницы каждый день в течение недели.
— Мочой девственницы?
— Да, Боджер. Главная трудность в том, чтобы найти девственницу.
— А я думаю, что добыть у нее мочу будет еще труднее, — с грустной улыбкой заметил Боджер, и оба припали к кружкам, после чего, громко рыгая, привалились к стене.
— Лорд Мейбор и лорд Баралис так и норовят обойти друг дружку, а, Грифт?
— Ты о чем это, Боджер?
— Да о том, что лорд Мейбор толкует с наемником Баралиса, а лорд Баралис — с сыном Мейбора.
— Я бы поостерегся ставить на кого-то из них.
— А я бы поставил на Баралиса, Грифт.
— Пожалуй, ты прав, Боджер. Поставлю и я на Баралиса.
— На днях должно произойти нечто знаменательное, Грифт.
— Почему ты так думаешь, Боджер?
— Утром я шел мимо кладовых, где хранят всякие регалии, слуги вытаскивали оттуда ковры и вытряхивали пыль из знамен.
— Похоже, готовится какая-то церемония, Боджер.
— Будем надеяться, что праздничная, Грифт. Я бы с охотой хлебнул чего-нибудь особой марки.
— Я бы на твоем месте не надеялся, Боджер. Этот старый жмот Виллок может откупорить бочонок разве что по случаю королевской свадьбы.