Ученик шиноби. Финал

Романович Роман

— А где Калия? — спросил Гатс в конце. — Она не билась против пиратов. Давно её не видел. Случилось что?

Было видно, что Гатс тщательно прячет смущение, задавая этот вопрос. Он отвернулся, уставился как бы в сторону. Чем дал мне время прийти в себя. Я ведь сам с ним хотел поговорить, но из-за всех событий это совершенно вылетело из головы.

— Ну, тут такое дело, — почесал я себе макушку. — А пойдём вина выпьем. У меня есть запас.

— Даже так? — перестал смущаться Гатс и посмотрел на меня пристально.

— С ней всё в порядке. Не волнуйся.

— Я не то чтобы волнуюсь, —

ответил он резче, чем следовало.

Дела. Если его до сих пор волнует Калия, то это проблема. Чувствую, нас ждёт максимально неловкий разговор.

Мы прошли к Гатсу в палатку, где был стол и пара стульев. Я достал вино, разлил. Пригубил.

— Не буду тянуть. Калия беременна, и она теперь моя жена.

Гатс замер. Уставился на меня. Его брови поползли вверх.

— О-о, — протянул он и перевёл взгляд на кружку. — О-о.

— Как-то так, — сказал я. — Сейчас она на четвёртом месяце, поэтому в боях и не участвует. Её чуть не убили в ходе нападения, после чего я и напал на Адама. Точнее, взбешённый, я был готов напасть на кого угодно, а там Адам подвернулся.

— Её не ранили? — спросил Гатс нейтральным тоном.

— Неа. Я успел вовремя.

— Хм… Не уверен, что это моё дело, но… Как так вышло? — всё же спросил он.

Я внимательно наблюдал за ним, пытаясь понять, что Гатс чувствует.

— Не поверишь, но не то чтобы по моей воле, — хмыкнул я. — В курсе ты или нет, но, расставшись с тобой, Калия вскоре сблизилась с Сергеем.

— Помню его, — сухо ответил он.

— Угу, — кивнул я. — У них случился короткий роман. Оказалось, что Сергей сын одного из боссов группировки, что вели дела возле Колодца. Того, которого прикончили Вологодские с Такеном на большой сходке.

— Кровник? — вскинул бровь Гатс.

— Да так сразу и не скажешь. Вроде как своего отца он не любил, но это неважно. Тот роман быстро закончился. Ну а дальше сам догадайся, что было. Мы постоянно в рейды ходим. Калия могущественная ныряльщица. Они с Тамарой пытались на свидания ходить и найти себе пару, но что-то не сложилось. Всё это на фоне того, что у меня одна жена за другой появлялись, дети пошли. Где-то там ей и пришла в голову идея, что мужа можно ещё сто лет искать, а я здесь, рядом, поэтому меня можно прямо попросить.

— Попросить? — с непередаваемой интонацией спросил Гатс.

— Да. Попросить сделать ей ребёнка, — прямо ответил я. — Она ещё и с моими жёнами договорилась, а те меня дожали. Не то чтобы я против был, но четыре жены… — покачал я головой.

— О, тут я тебя понимаю, — как-то проникновенно сказал Гатс.

— Верю, но пойми меня правильно, — поймал я его взгляд, — я перед тобой не оправдываюсь. Более того, если ты хоть слово скажешь о моих откровенностях или, не дай боги, как-то словом Калию заденешь, лично тебе все зубы повыбиваю. Говорю я это всё откровенно по той причине, что нас с тобой связывает не самая простая история. Ну и не только нас с тобой, а… — покрутил я рукой. — Короче, ты понял. Почва для кровопролитной войны у нас хорошая, чего мне хотелось бы избежать.

— Кхм… — прокашлялся Гатс. — Тогда и я буду откровенен. Эта новость… немного шокировала. Но у меня у самого теперь три жены и… Если Калия счастлива, то и я рад. Уж точно не буду устраивать

сцен ревности.

— Надеюсь на твоё благоразумие.

— Ты её любишь? — задал он неожиданный вопрос.

Ответил я не сразу. Честно задумался над этим.

— Не могу сказать.

— Это как?

— А что такое любовь? — глянул я на него. — Мы как-то с отрядом обсуждали, как детей воспитывать. В смысле, я, Шупа, Тамара и Калия. Шупа спрашивал, что важнее, научить выживать, или чтобы дети были счастливы. Тамара тогда сказал, что счастье — это полная хрень, которую придумали люди. Вот и про любовь я так же думаю. Это что такое? Бурные эмоции? Так у меня с этим проблема. Адаптация сглаживает все чувства и эмоции. Желание позаботиться? Так ты и сам прекрасно знаешь, как я отношусь к своим близким. Я для Калии что угодно сделаю. Как и для любой моей жены.

— И это меня ещё эмоциональным инвалидом называли, — хохотнул Гатс.

— Когда это было. С тех пор ты превратился в милого домоседа, — хохотнул и я.

— Открою третий круг, тогда посмотрим, кто из нас домосед, — мигом завёлся он.

— Ну-ну. К тому моменту я буду далеко-далеко.

* * *

С Гатсом мы распили бутылочку вина и вроде бы разошлись миром. Если сначала было видно, что новость его и правда неприятно шокировала, то под конец разговора он полностью успокоился.

Больше дел у меня в лагере не было. Судя по тому, что видел и слышал, сейчас в новый мир хлынут толпы ныряльщиков, чтобы собрать самое ценное. Пускай. Мне и без того есть чем заняться. Тут, скорее, удивляет то, как они все забоялись вниз спускаться своих вызволять и меня дёрнули. Или причина в другом? Такен воспользовался случаем, чтобы дёрнуть меня и посмотреть, поменялось что за прошедшее время или нет? Тоже странно. В общем, сплошные непонятности, зря только время потратили.

Домой вернулись ещё до вечера. Я поужинал с семьёй, а наутро, вопреки предложению Гэцу заняться тренировкой, отложил все дела, долетел до ближайшего водопада, рядом с которым и устроился на камне да погрузился в медитацию.

Суматошные денёчки выдались. Я чувствовал, что моя гармония с миром сильно нарушилась. Внутри полный раздрай творился. Тому, кто привык к ровной глади, даже малейшие колебания могут доставить дискомфорт, что уж говорить про меня.

В тренировках такое бывает, что долго нет прогресса, но постепенно накапливается критическая масса, а потом раз, и случается прорыв. Я не мог сказать, что сейчас происходит что-то схожее, но то, что накопилась критическая масса моих ошибок, — факт, с которым трудно поспорить.

Уличный пацан, который привык решать все вопросы кулаком, вырос в могущественного ныряльщика, который по уровню мышления так и остался уличным пацаном. С той лишь разницей, что теперь у меня есть семья и дети. Тогда была стая, но ситуации были значительно проще. Мои кулаки работали, а другого инструмента не было. Сейчас же я играю в куда более взрослые игры с куда более серьёзными последствиями. Сидя в медитации, я перебирал все свои реакции. Все те раны и занозы, которые получал и которые сформировали меня. Все свои чувства и страхи. Весь ход своих мыслей. Постепенно я возвращал себе тихую гладь спокойствия.