Ученик воина

Буджолд Лоис Макмастер

– Вопрос в том, – отстраненно произнес Грегор, – служит ли капитан мне или моему премьер-министру. – В его глазах все еще сохранялось выражение горькой неуверенности.

– Все, кто служат мне, через меня служат вам, – сформулировал граф Форкосиган. – Это и есть система форов в действии. Ручейки опыта, сливаясь вместе, образуют в конце концов реку великой власти. И устье этой реки – ваше. – Майлз никогда не слышал от своего отца ничего ближе к лести, и это показывало, насколько тот встревожен. – Вы несправедливы к Саймону Иллиану, подозревая его. Он служит вам всю вашу жизнь, а до вас – служил вашему деду.

Интересно, какого рода приток

составляет теперь сам Майлз? Кое у кого из дендарийских наемников весьма сомнительные истоки. – Что произошло? Ну вот, сэр… – он замолк, пытаясь во всей цепочке событий нащупать отправную точку. На самом деле, все началось со стенки максимум в сотне километров от Форбарр-Султаны. Но начал он рассказ со своей встречи с Арди Мэйхью на Колонии Бета. Потом боязливо запнулся, поколебался, набрал в грудь воздуху и перешел к точному и честному описанию их встречи с Базом Джезеком. При этом имени отец поморщился. Блокада, абордаж, битвы – самозабвенно и с энтузиазмом описывая происходящее, Майлз в какой-то момент обнаружил, что заставляет императора изображать оссеровский флот, Анри Форволка – капитана Танга, а отца – пеллианский штаб. Гибель Ботари. При этой новости лицо отца дрогнуло, он погрузился в себя. – Что ж…, – сказал он наконец. – Теперь он избавился от тяжкого бремени. Может, в конце концов, он нашел покой?

Майлз покосился на императора и вырезал из рассказа обвинения эскобарки в адрес принца Серга. По быстрому благодарному взгляду, брошенному на него отцом, Майлз понял, что это было правильно. Некоторые истины – словно слишком свирепый поток, перед которым ни одному зданию не устоять; у Майлза не было никакого желания видеть перед собой еще одну опустошенную личность, как это случилось с Еленой Ботари.

К моменту, когда он наконец добрался до рассказа о том, как прорвал блокаду, Грегор заворожено приоткрыл рот, да и по блеску глаз графа Форкосигана было ясно, что он высоко оценил действия Майлза. Появление Айвена; выводы, которые Майлз из этого сделал… тут он вспомнил о времени и потянулся к своей набедренной фляжке.

– Что это такое? – с испугом спросил отец.

– Антацид, нейтрализатор желудочной кислоты. Э-э… хочешь? – вежливо предложил он.

– Спасибо, – ответил граф. – Ничего не имею против. – Он степенно отпил большой глоток, с таким непроницаемым лицом, что даже Майлз засомневался, шутил тот или нет.

Майлз коротко, сжато описал свои размышления, вынудившие его вернуться тайком, дабы застать Фордрозду и Хессмана врасплох. Айвен подтвердил все, чему лично был свидетелем, уличив Хессмана во лжи. Грегор выглядел сбитым с толку – его предположения насчет новых друзей столь резко обратились в свою полную противоположность. «Давай, Грегор, просыпайся, – подумал Майлз, – Ты меньше, чем кто-либо, имеешь право на роскошь удобных иллюзий. О, да, у меня нет никакого желания поменяться с тобой местами.»

Когда Майлз закончил, Грегор потупил взгляд. Граф Форкосиган сидел по правую руку Грегора, – как обычно, оседлав стул задом наперед, – и с тоскливой жаждой поглядывал на сына.

– Тогда зачем? – спросил Грегор, – Кем ты собирался сделаться, собирая такую армию, если не императором, – пусть не на Барраяре, так где-нибудь еще?

– Мой сюзерен, – Майлз понизил голос. – Когда мы зимними вечерами играли в императорском дворце, потребовал ли я хоть раз иной роли, кроме роли верного Форталии? Ты знаешь меня – как ты мог сомневаться? Дендарийские наемники были лишь случаем – и случаем

несчастным. Я его не планировал – все просто произошло само собой, пока я выкарабкивался из одного кризиса за другим. Я лишь хотел служить Барраяру, как и мой отец до меня. Когда я не смог служить Барраяру, то захотел… служить хоть чему-то. И… – Майлз, понукаемый болезненной честностью, поднял глаза и встретился с отцовским взглядом, – …и сделать из моей жизни нечто, что можно было бы достойно сложить к его ногам. – Он пожал плечами. – Опять я напортачил…

– Плоть, мой мальчик, – голос графа Форкосигана был хрипловатым, но четким. – Всего лишь плоть. Не достойная столь драгоценного пожертвования, – голос его надломился.

На какое-то мгновение Майлз забыл все свое беспокойство о предстоящем суде. Он прикрыл глаза и спрятал эту безмятежность в самый сокровенный уголок своей души, чтобы любоваться ею в самые скудные, самые отчаянные минуты предстоящего часа. Грегор, выросший без отца, сглотнул и отвернулся прочь, будто пристыженный. Граф Форхалас в замешательстве уставился в пол, словно человек, без стука вошедший в комнату в разгар деликатной интимной сцены.

Грегор нерешительно шевельнул рукой, коснувшись плеча своего самого первого и самого верного защитника. – Я служу Барраяру, – сказал он. – Правосудие – это мой долг. Я никогда не думал, что оно станет неправедным.

– Тебя водили за нос, мальчик, – тихо произнес граф Форкосиган так, что его мог слышать один лишь Грегор. – Ничего. Но извлеки из этого урок.

Грегор вздохнул. – Когда мы с тобой играли, Майлз, то ты всегда выигрывал у меня в «страт-О». Потому что я знал тебя – но сомневался.

Майлз опустился на одно колено, склонил голову и развел руки. – Воля ваша, мой сюзерен.

Грегор покачал головой. – Хотел бы я, чтобы все измены оказывались чем-то подобным. – Он заговорил громче, обращаясь к свидетелям:

– Что ж, милорды? Получили ли вы убедительные доказательства того, что суть обвинения Фордрозды, «намерение в узурпации трона Империи» – это злонамеренная ложь? И засвидетельствуете ли это перед лицом равных себе?

– Безусловно! – с энтузиазмом воскликнул Анри Форволк. Майлз догадывался, что кадет-второкурсник уже к середине его рассказа о приключениях дендарийских наемников буквально влюбился в него.

Граф Форхалас остался хладнокровен и задумчив. – Обвинение в узурпации, разумеется, является ложью, – согласился старик, – и я засвидетельствую это своей честью. Но здесь имеется еще одна разновидность измены. По своему собственному признанию, лорд Форкосиган был – и остается – нарушителем закона Форлопулоса, что является изменой само по себе.

– Таких обвинений, – сдержанно заметил граф Форкосиган, – в Совете Графов выдвинуто не было.

Анри Форволк усмехнулся. – Да и кто посмеет, после такого?

– Человек, не раз доказывавший свою преданность Империи и абстрактно заинтересованный в полном торжестве справедливости, – произнес граф Форкосиган, все так же бесстрастно, – мог бы и посметь… многое. А мог бы не сделать этого?

– Моли об этом, Форкосиган, – прошептал Форхалас. Вся невозмутимость словно соскользнула с него. – Моли о пощаде, как я молил, – он крепко зажмурился и вздрогнул.

Граф Форкосиган долго и молча смотрел на него. Затем проговорил: – Как вам будет угодно… – и встав, опустился на колено перед своим врагом. – Ну что ж… оставьте все как есть, и я присмотрю за тем, чтобы мальчик больше воды не замутил.