Учитель и его время
Шрифт:
Ф. И. обошел госпиталь. Мороз здесь, особенно ночью, под 20°. Переходя от палатки к палатке, пять генералов глубокомысленно обсуждали различные технические решения утепления палаток. Нужно ли для решения этого вопроса участие стольких высоких генералов? Достаточно было бы одного толкового старшины. Самое эффективное – это добросовестный солдат-истопник. Один солдат – одна печка.
Да, приехать сюда и уехать – это еще ничего, а жить здесь – страшновато. Не зря говорят: «Три дня на Кавказе – ода, три месяца – три строчки, три года – ни звука». Вечером мы с Ф. И. поехали в Ереван. В дороге он выслушал мои соображения об особенностях внутренней патологии при травме и СДР у пострадавших.
Поездка в Ленинакан и Спитак позволила многое увидеть.
«Дозвонился до Баку, узнал, что сын Сергей жив и здоров, но патрулирует улицы города… Спокойствия не прибавилось: у солдат автоматы, а магазины к ним – у него…».
«Сумгаит, Баку, Нагорный Карабах – бессилие Горбачева, кризис государственной власти, использование армии против собственного народа…»
Написал письмо академику А. Г. Чучалину. Подумал, что ему интересно было бы услышать голос пульмонолога из этих мест.
«Патология легких у пострадавших проявилась разнообразно: ушибом легкого, стрессовыми синдромами, нервно-психической острой бронхиальной астмой, пылевыми бронхитами, бронхитами у спасателей, обострением предшествовавшей патологии, особенно у призванных из запаса и перенесших в этих условиях ОРВИ. При сдавлении грудной клетки в завалах наблюдались и своеобразные гиповентиляционные и асфиктические состояния».
«Нужно сказать, что здесь многое напоминает Афганистан, войну. Та же массовость трагедии народа, чудовищность и бессмысленность потерь, сходство проблематики травм, психологический стресс. Сходство и в проблеме межнациональной розни. В причудливом сочетании повседневного мародерства и самоотверженной работы людей. Конечно, если это и Афганистан, то свой, «домашний», но от этого только горше».
«Буржуазное перерождение, расслоение народа на бедных и даже очень бедных и богатых только окрепло на фоне национальной трагедии – землетрясения. Как контрастирует с этим интернациональная помощь всего советского народа! А если с тобой, Россия, случится беда, кто тебе поможет?!»
«Вечером звонил Е. В. Гембицкому, делился впечатлениями, мыслями. Мне было сказано, что приобретенный опыт в значительной мере уникален для терапевтов и что никаких усилий жалеть не надо, чтобы его получить. Полученные наблюдения должны найти место в статьях, а может быть, и в книге, посвященной терапевтической помощи пострадавшим при землетрясении».
Пришло время возвращаться. Госпиталь постепенно пустел. Материалы были собраны. 14 января 1989 г. я вылетел в Москву. В самолете рядом со мной сидела молодая армянка.
«Армянская трагедия, – размышляла она, – клубок трех стихий: природной, принесшей массовую гибель и страдания, социальной – расширяющей пропасть между богатыми и бедными, и – рожденной ею – межнациональной, истощающей народы. Преодоление трагедии исторически неизбежно, и это будет делом самого армянского народа».
Вернувшись в Москву, съездил в госпиталь им. Бурденко в Лефортово. Встретился с В. Т. Ивашкиным, которого я сменил в декабре в Ереване. Зашли к профессору Евгению Владиславовичу Гембицкому.
Он долго расспрашивал меня о результатах наблюдений и моих впечатлениях. Ему показались важными как аналитическая, научная, сторона дела, так и публицистические заметки об этом времени. Он советовал мне, не откладывая, оформлять и публиковать привезенные материалы.
15 февраля 1989 г., через 10 лет после ввода войск в Афганистан, после бездарной гибели 15 тысяч солдат и офицеров, наши войска наконец, вывели в Союз. Вернулся из Азербайджана и сын Сергей.
В 1989—1992 гг.
Евгений Владиславович самым заинтересованным образом следил за моей работой в этом направлении, полагая, что после обобщения афганских наблюдений серия армянских материалов представляет собой новый этап в развитии учения о патологии внутренних органов при травме и является прямым продолжением работ Н. С. Молчанова. В 1989 г. в издательстве МО вышло пособие «Классификация патологических изменений внутренних органов при травме», составленное Е. В. Гембицким, Л. М. Клячкиным и мной. Положения его были обязательны к применению в лечебных учреждениях военно-медицинской службы.
Весь 1989 г. я писал книгу «Терапевтическая помощь пострадавшим при землетрясении». В 1995 г. она вышла в издательстве «Медицина» (ее авторы: В. Т. Ивашкин, М. М. Кириллов, Ф. И. Комаров).
В 1993 г. под моим руководством выполнил кандидатскую диссертацию «Патология почек у пострадавших при землетрясении (Армения, 1988 г.)» Николай Павлович Потехин, грамотный нефролог, работавший в Ереванском госпитале в составе группы специалистов ГВКГ, инициативный работник и просто замечательный человек. Защита успешно прошла в Саратове.
Армянская тема доминировала тогда в военно-медицинской литературе, входя в учебники. Это натолкнуло меня на мысль о таком новом понятии, как пульмонология войн и катастроф, которое включало бы патологию легких не только при массовой механической, ожоговой и холодовой травме, но и радиационные и токсические поражения легких. Соответствующие материалы были опубликованы в журнале «Терапевтический архив» и в сборнике 2-го Национального конгресса пульмонологов в Челябинске.
Евгений Владиславович после выхода в отставку продолжал полноценную работу на своей кафедре, осваивая все новые разделы лекционного курса (в том числе по аллергологии и иммунологии в клинике внутренних болезней, по ревматологии и др.). Поражали его энергия и острое чувство нового. Я думаю, что его действительное лидерство на кафедре сохранялось еще довольно долго, и его преемник В. Т. Ивашкин это понимал. Е. В. в этот период много работал в Московском обществе терапевтов, выступая с интересными докладами, в том числе по вопросам истории медицины. Им была издана монография о неотложной терапевтической помощи. Он контролировал и консультировал выполнение диссертационных исследований – по афганской тематике (Н. М. Коломоец) и традиционным проблемам (С. В. Плюснин).
В АМН он был избран членом бюро отделения клинической медицины. С учетом разнообразия творческих личностей и школ, которых объединила Академия, это была весьма деликатная работа.
Я иногда спрашивал его, как он себя чувствует, хотя видимых причин для беспокойства как будто не было. Он на мои вопросы философски отвечал, что в его возрасте (за 70) все достаточно условно, то-есть все может случиться и к этому нужно быть готовым, хотя лучше бы, если бы благополучие продолжилось подольше.