Учитель Истории

Гафуров Артур

— Вам чего? — заспанный Еремицкий приоткрыл дверь своего кабинета и зыркнул недобрым глазом. — Сколько можно ходить? То с одной бабой, то с другой… Просто так пришел или с девочкой что? Ей, наверное, еще в детскую поликлинику… Ты где такую молодую нашел?

— Иди ты к проктологу, дядя маммолог, — ласковым голосом ответила Яна и отошла в сторону. Я почувствовал, что краснею, как вареный рак.

— Я насчет одного твоего пациента поговорить хотел… Бабушкин, кажется, его фамилия. Артем.

— А, стреляный-то? — Лев, широко зевнул,

обнажив крупные ровные зубы. — Он не мой, вообще-то. Я маммолог, как тебе только что напомнили, вообще-то. А у него не сиська прострелена была, а нога. Вообще-то.

— Да, точно, извини, — что ж за день сегодня такой… — Ты можешь узнать, что с ним сталось?

— Могу, конечно. Только не буду. Я и так знаю, что его выписали позавчера. А тебе-то зачем? Думаешь, раз не слег пластом, в отличие от Женьки, можно и дальше жалом водить по сторонам? Думаешь, сейчас ты в дамках? Так они тебе жало мигом оторвут, а потом обратно вставят. Острием.

— Да в курсе я, в курсе… Ты мне его адрес скажешь?

И чего все так озаботились моей безопасностью? Ладно жена, но этому-то какое дело?

— Адреса я не знаю, сам ищи. И вообще ты, конечно, заботливый друг: хоть бы узнал, как там Женька поживает.

— Прости, — запоздало спохватился я. — Как он?

— А я тебе не скажу, — сварливо отозвался Лев. — Сам приходи и спрашивай. И вообще, больше ты от меня ничего не услышишь. И… Ой, все, мне пора.

Дверь торопливо захлопнулась прямо перед моим носом. В коридоре послышались шаги. Я подумал, что это Яна куда-то намылилась, но нет. К нам приближалась неулыбчивая медсестра Наташа, ассистентка Еремицкого.

— Добрый день, — поздоровался я.

Она лишь кивнула в ответ и тут же скрылась за дверью кабинета.

Минус один.

— А здесь-то мы что забыли? Я, если ты не заметил, не очень хорошо одета для прогулки по лесу.

— Не канючь. Тут не лес, а так. Одно название.

— Я могу заболеть, ты не подумал?

— Ну, твоя мама же не подумала об этом, направляя тебя следить за больным человеком. За бесплатно. А я тебе плачу. Так что терпи.

— Ты злой.

— Немного. Зато честный. И вообще, веди себя потише.

— С чего бы это?

— Ты же не хочешь, чтобы нас услышали посторонние?

— Мне пофигу.

— А вот мне нет. Где-то здесь, выражаясь языком блатной романтики, «малина» ваших громобоев.

— Да ну! Ты шутишь? Тогда какого хрена мы вообще здесь делаем?

Девочка встала, как вкопанная, скрестила на груди руки и твердо заявила, что дальше не сделает и шагу. Но я упорно чапал вперед, не обращая на ее выкрутасы ни малейшего внимания, и бунт был подавлен в зародыше: испугавшись остаться в одиночестве, Яна скоро снова присоединилась ко мне. Мною же двигал жгучий интерес. Ох уж это любопытство: только оно могло заставить меня забыть о холоде, болезни и прочих гадостях, коими так изобиловал окружающий мир. Только вперед, только туда, где можно увидеть новое, узнать новое, понять новое. И найти разгадку.

— Вот здесь все и произошло.

— Что произошло?

— Не важно. Мысли вслух.

— Раз не важно,

думай молча. И быстро. Я уже пальцев ног не чувствую.

Мы стояли на краю того самого оврага, у подножия которого я едва не сложил голову два дня тому. При дневном свете обрыв казался не таким уж крутым и высоким, каким виделся ночью при свете фонариков, однако я все равно не сразу смог поверить, что сумел на него забраться. Без помощи Жени наверняка ничего бы не вышло.

Образованная взрывом полынья уже успела затянуться свежим льдом, однако очертания ее до сих пор были хорошо различимы сверху. Мда, судя по размерам дырки, шарахнуло неслабо. Никаких следов взрывчатки сверху не заметно, а спускаться вниз… Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз. Зато брошенная мною лыжная палка так и осталась висеть, запутавшись в переплетениях корней. Кто теперь ее оттуда достанет…

— Чужих следов, вроде бы, не видно… — пробормотал я себе под нос, осмотревшись по сторонам. — Значит, никого здесь не было. Хотя, они могли подойти с того берега… Да и снег ночью шел…

— Там люди! — отошедшая было в сторону Яна, так быстро снова оказалась рядом, что ответный вопрос я задал уже шепотом ей на ухо:

— Где?

— Вон там, на взгорке.

Проследив за ее пальцем, я ничего не увидел.

— Где же?

— Ушли… — она опустила руку, растерянно посмотрев на меня. — Но они только что были там… Ты мне веришь?

— Верю, — ответил я. — Идем.

— Сдурел? — она вцепилась мне в руку так сильно, словно я рисковал сорваться с обрыва в пропасть. — Мы пришли как раз с той стороны! А если нас подкараулят?

— И что они нам сделают? Мы тут гуляем. И у меня пистолет есть, если что.

— Ты точно из дурки сбежал, — девочка в ужасе схватилась за голову. — Да если это громобои, они утопят нас обоих в этой самой речке и никому не скажут. И не важно, есть тут у них убежище или нет. Достаточно будет, что ты просто покажешься им подозрительным. А ты, блин, даже мне кажешься подозрительным! Чего уж тогда говорить про них?!

— Ты права, назад нельзя, — резюмировал я. — Тогда давай вниз.

— Вниз? Туда, на лед? Но я не хочу сама…

— Прыгай, живо… — прошипел я сквозь зубы, ибо всего в сотне метров от нас из-за припорошенных снежком елочек…

— Эй, вы! Кто такие? Ну-ка стоять!

Яна молча сиганула вниз. Я — следом. На склонах скопилось много снега (в тех местах, где мы с Женей не успели его сбить), так что посадка выдалась достаточной мягкой. В десятке шагов от нас отливал чернотой тонкий лед свежезатянувшейся полыньи. Туда нельзя. Остается только в другую сторону.

— Бежим!

— И зачем я тебя послушалась, — причитала девочка, пока мы бодро улепетывали в сторону Волги. — Знала же, что этим всё и закончится…

И тут я запоздало вспомнил, что бежим мы по льду, а не по земле. Запоздало — потому что в тот момент нога моя уже поехала в сторону, а секунду спустя я всей массой рухнул на твердую шероховатую поверхность. Испуганно вспорхнули потревоженные снежинки.

— Ой! — обернувшись посмотреть, что произошло, Яна также не удержала равновесие и бухнулась рядом.