Учитель Истории
Шрифт:
— Да не за что…
Я был сбит с толку. Какого черта мы ползали по льду и искали какой-то схрон, если Женя с самого начала знал, что пропавших предметов там нет? К чему были все эти ненужные телодвижения в сторону громобоев? Ведь поймай они нас там на реке, и сразу стало бы понятным, кто стоит как за кражей, так и за поисками. А наследили мы изрядно. Но ничего, живы пока. Громобои, громобои… Все про них говорят, все их боятся… А где они? Я и не видел их почти. Разве что Бабушкин да Глазунов из группы факультатива — только этих знаю. Видел еще их лидера мельком пару раз — ничего примечательного.
Женю тоже интересовали некоторые моменты.
— А как ты догадался… Ну, кто настоящий вор?
— Вера подсказала, — ответил я. — Навела на мысль, что преступники взяли самое легкое и ценное с исторической точки зрения. Значит, вор был один и не ставил перед собой корыстных целей — иначе польстился бы на золото, а не на ржавую сталь. Потом я вспомнил, что ты шлялся перед общежитием вечером накануне кражи. Ну и вообще ты странный и даже отпираться не стал. Кстати, зачем ты приходил? И еще…
— Вижу, у тебя много вопросов, — перебил меня Женя, натягивая одеяло до подбородка. — Увы, не на все я смогу ответить. Например, я не могу сказать тебе, где спрятаны сабля и ожерелье. Не хочу подвергать тебя опасности.
— Я и не собирался спрашивать, — соврал я. — Скажи мне лучше вот что. Если сокровища, как ты сам говоришь, у тебя, то что мы искали на берегу Гороховца? Зачем тебе нужен схрон?
— Ответ на поверхности, — улыбнулся Сизов. — Стоит только немного подумать.
— А если у меня нет желания думать? Я ведь полагал, что ты хочешь защитить наследие предков.
— Именно этого я и хочу, — серьезно сказал он. — Поэтому у меня будет к тебе небольшая просьба. Ты можешь съездить в имение Юрьевских?
— Туда, где были найдены сокровища?
— Да. Боюсь, я иммобилен, как минимум, до следующей недели. А промедление было бы крайне нежелательным.
— И что я должен там делать?
Идея мне, честно говоря, показалась не самой удачной.
— Я дам тебе координаты одного места. Нужно сходить туда и посмотреть…
— Посмотреть что? — в его словах определенно чувствовался намек, что одним осмотром дело не ограничится, и это напрягало еще больше.
Женя виновато улыбнулся.
— А я и сам не знаю. Просто там может оказаться кое-что интересное. И тогда ты сам поймешь, что именно мы ищем. Съездишь?
— Я бы предпочел понять это прямо сейчас.
Он покачал головой.
— Тогда ты не проникнешься. А это важно. Проникновенность — залог искренности. Поверь, я знаю, что говорю. И можешь не бояться. Усадьба давно заброшена, и после находки части коллекции все поисковые работы были прекращены. Как минимум, до весны. Громобоев там тоже быть не может — слишком далеко от Младова. Ну что, съездишь?
С минуту мой скептицизм боролся с любопытством, пока последнее, наконец, не победило.
— Это далеко? — выдавил из себя я.
«Если дальше двадцати километров от города — откажусь. Пусть
— Тринадцатый километр по шоссе на юго-восток, — тут же воспрял он. — Оттуда еще пять километров по сельской дороге до деревни Юрьево, а там спроси у любого — тебе покажут. Ты съездишь?
Нужно было загадывать, хотя бы, пятнадцать…
— Черт с тобой, — я с силой вытолкнул воздух из легких, словно перед прыжком с десятиметрового трамплина. — Завтра после суда съезжу. Но не дай бог я встречусь там с твоими громобоями.
— Ты всегда можешь сказать, что просто осматриваешь достопримечательности, — не моргнув глазом, ответил Сизов.
Святой человек! Конечно, я могу так сказать. Да только кто же мне теперь поверит?
А после обеда — бегом на урок!
— Добрый день, дорогие детишечки, — поприветствовал я своих подопечных, входя в класс. — Что-то вас сегодня маловато.
— Мы надеялись, что вы не успели поправиться, — разочарованно протянул Чупров, переместившийся с четвертой парты на вторую, не иначе как для того, чтобы было удобнее полемизировать с учителем. — Остальные уже ушли.
— Подозреваю, что остальные даже не приходили, — я прошел к доске, демонстративно швырнул свой портфель на стул и взял в руки мел. — Иначе они непременно повстречались бы мне в коридоре, где я добрых десять минут общался с Татьяной Валентиновной.
— Вы нас раскусили, — дал знать о своем присутствии вездесущий Сливко. — Да, всем нам пофиг на ваши занятия. Но мы все равно пришли, так что давайте начинать, что ли. Я вот страсть как хочу показать вам свое домашнее задание.
— Хорошо, Сливко. Кстати, ты не забыл, что перед обращением к учителю нужно поднимать руку? На второй раз прощаю. Отсутствующим же передайте, что на итоговом зачете они получат отметку на полбалла ниже. И так за каждый прогул. Отметка, кстати, пойдет в дневник.
— Брехня, товарищ учитель, — это Глазунов, ну кто же еще. — Учебный план утверждается не школой. Нам в аттестат не могут идти оценки за самопальный факультатив тети Телижки. Янусик, кисулик — без обид.
— Ты тоже прав, Глазунов, — невозмутимо отвечал я, краем глаза заметив, как налилась краской Яна. — Но я говорил не об аттестате, а о дневнике. Там отметка стоять будет.
— А, дневник… Да всем класть на дневник.
— А на что вам не класть, бляха-муха?
Вопрос вырвался против воли. Я ведь уже почти настроился на урок, уже почти поверил, что в этот раз все получится… Надо было, что ли, не так громко и без вызова в голосе… Но теперь поздно, вырвавшиеся слова обратно в рот не запихнешь.
Воцарилась полнейшая тишина. Класс замер в ожидании. У одних в глазах застыло непомерное удивление, у других — легкий испуг. Я обвел взглядом «святую троицу»: Сливко, Чупрова и Глазунова — но и те воздержались от своих обычных «остроумных» комментариев. Остальные — тем более. Яна и вовсе закопалась в учебник ОБЖ, старательно делая вид, что все происходящее ее нисколько не касается.
Наконец, девочка с первой парты неуверенно подняла руку.
— Мы не понимаем, о чем вы.
Я был непомерно удивлен.