Учитель истории
Шрифт:
— Потом расскажу, не томи.
— Говорю по памяти, с экрана. Давид Безингер, настоящее имя Зембрия Мних...
— Чего? — вскрикнул Малхаз.
— Не ори! — огляделся Томас. — И не перебивай, говорю, тип весьма загадочный, даже страшный, и тебе не советовал бы с ним связываться.
— В том-то и дело, что он сам навязался... но это после, говори.
— Так вот. Зембрия Мних родился под Парижем, в 1942 году. Его отец Лазарь Мних был врачом, по одной версии — швейцарец, по другой — потомственный герцог княжества Лихтенштейн, скорее всего — еврей, а титул его предки купили. Лазарь Мних четырежды был женат, и только последняя жена, Сайра, француженка с примесью то ли арабской, то ли еврейской крови, на седьмой год супружества родила ему сына — Зембрия, и, по некоторым данным, у Мнихов в
— Как это? — перебил Малхаз. — Ведь он вроде еврей?
— Во-первых, вроде; а во-вторых, война — это бизнес и политика одновременно.
— А кто воспитал Зембрию, или как его, Давида Безингера?
— Вот это полная загадка. Известно только то, что в 1962 году на врачебный факультет Гарвардского университета поступил Давид Безингер, и в анкетах, сведениях о родителях — прочерк, полный сирота. На «отлично» закончил три курса врачебного отделения, бросил и перевелся на исторический факультет. В 1974 году защитил докторскую диссертацию, и, кстати, темой исследования было: «Взаимоотношения Хазарии и Византии»; его диссертация породила много споров в научном мире... Ну, это, так сказать, одна сторона жизни Безингера — открытая, а есть другая, он тесно связан с Пентагоном, а значит, с ЦРУ и, весьма возможно, с другими спецслужбами мира. В последнее время часто бывает в России и в Закавказье.
— Это я знаю, — совсем почему-то пригорюнился Малхаз.
— Молодец, что знаешь, — тоже неестественно засмеялся Томас и, за локоть направляя Малхаза в другую сторону, еще тише продолжил. — Так все это присказка, а главное впереди...
— Что еще? — загорелись глаза Шамсадова.
— Ты знаешь, в мире много богатых людей — известных миллиардеров. Эти богатые люди приобрели свои богатства совсем недавно, буквально «на глазах», и поэтому их имена известны. А есть люди или династии, чьи богатства сложились давно и передаются в веках, из поколения в поколение. Именно эти люди создают рай в одном месте, бардак в другом, именно они выдвигают и назначают президентов, а не какой-то народ или паршивая демократия — ширма для миллиардеров. И многие спецслужбы мира подчиняются им, этой тайной когорте сверхбогатых людей, и я наверняка думаю, что Безингер принадлежит к ним. Безусловный факт и то, что он очень богатый человек, а история и культура, видимо, страсть или хобби. И уместно напомнить, что знакомая нам в центре Лондона галерея-салон и антикварный магазин «Давид и Рубальский», оказывается, принадлежат именно Безингеру, такие же галереи у него почти в каждой столице мира. У него есть подпольный музей, где хранятся ворованные исторические ценности.
— Наверное, там и моя картина.
— Какая картина? — оторопел Томас Ралф-младший.
— Это долгая история...
— Да-а... Ну и тип! Кстати, по поводу краденого. За Безингером много грешков, было много судебных процессов, и даже в двух оппонентом выступал мой отец, и всегда Безингер тяжбу выигрывал... Ты понимаешь, о чем это говорит, если даже в Англии он влияет на судебную систему?!
— Понимаю... А что, лорд Воан Ралф с ним тоже знаком?
— Оказывается знаком... аж сморщился от этого имени. Но прошу, Малхаз, то, что я сказал, строго между нами, конфиденциально. Ты должен знать, что без санкции зайдя в архив, я превысил полномочия, а передав тебе — совершил преступление.
— Знаю, Томас. Спасибо!.. А ты знай, это не из корысти, а ради народа, по крайней мере, моего народа... Мне так
— Да-а! Глупости. Жизнь не без этого, — он глубоко вздохнул, и после долгой паузы. — Только прошу, не лезь на рожон, он нам не по зубам... Бог ему судья.
— Понимаю... А кстати, какого он вероисповедания?
— Не твоего и не моего — точно, — засмеялся Томас. — А вообще, у таких людей свой Бог — деньги.
Они еще долго гуляли, обсуждая различные проблемы, а когда стал накрапывать дождь, уединились в кафе; и как ни странно, разговор был не прежний — праздный да залихватский, о девушках и кутежах; этот человек, Безингер, так внезапно появившись, будто бы озадачил обоих, сразу же сделал их взрослее, ответственнее, серьезнее, стало многое туманным и хотелось бороться не только за себя, но и за судьбы остальных людей, за этот сложный, непонятный, меркантильный мир.
По жизни любознательный Шамсадов довольно быстро определил, что лаборатория, в которой он обучался, готовит не просто компьютерщиков, а специалистов для нового вида войн, информационных.
Руководствуясь общей стратегией лаборатории, применив несколько внутренних методик по негласному внедрению в чужую программу, Малхаз, при вроде бы негласном «попустительстве» личного консультанта, проник в одну, потом в другую секретную программу — и сразу же получил «по рукам», но понял, что это одобрено, оценено. И как бы невзначай ему рекомендуют, куда проникать можно и нужно, а куда нельзя. Нельзя в Европу и США, а в остальной мир очень даже нужно, но осторожно, чтобы не «наследить», иначе приходится выбраковывать целую компьютерную сеть, что нередко в лаборатории происходит.
Для проникновения в чужую программу необходима одновременная атака с не менее чем десятка компьютеров на заданный сайт, определение типа защитной программы и взлом секретного шифра. А далее как пожелает взломщик: или впускают вирус, с целью дезорганизации компьютерной деятельности, или скачивают закодированную важную информацию, или заставляют выполнять свои требования.
Все это легко говорится, да нелегко делается. Во-первых, нужна поддержка негласных «коллег», которые во всех концах мира поддерживают друг друга (разумеется, есть и провокаторы). Во-вторых, необходимо упорство, упорство и упорство — просто так защиту не обойти, а атакуя по капельке, выявляешь логику защиты, и здесь необходимо третье, самое важное условие: надо быстро проанализировать ответную реакцию, сделать правильный вывод и определить брешь, ибо без нее не бывает, так как в любую программу кто-нибудь так или иначе должен войти и секретный шифр в ней заложен.
Понятно, что самый ответственный этап последний, и здесь, к счастью или к сожалению, компьютер ничего не решает, здесь должны действовать только человеческий ум, смекалка и даже интуиция. Словом, как и в любом творческом деле, здесь тоже нужен талант.
И так получилось, со временем надоело Шамсадову «лазать» по китайским, корейским и японским сайтам (там он ничего не понимает, одни иероглифы), и тогда он «полез» на российские сайты — та же скукота, все то же жулье, сами себя обворовывают, себе же в итоге вредят. И тогда, просто из любопытства, раз физически не допускают, решился он «пройтись» посредством компьютеров по остальным корпусам собственной лаборатории.
Его личный консультант, может, бдительность потерял, а может, тайно следил, в итоге через неделю «хождений» Малхаза, обнаружив вторжение, его схватили с поличным, буквально арестовали, отняли паспорт, кабинет и компьютеры опечатали, отвели в какое-то помещение, похожее на карцер, и провели жесткий допрос.
К вечеру его все-таки отпустили, но дома, он просто по нюху понял: был обыск, и, скорее всего, установили «жучки», а может и наружное наблюдение.
На следующий день Малхаза в течение четырех часов гоняли на детекторе лжи. Не удовлетворившись результатом, эту очень неприятную процедуру повторили. И только тогда, может, поверили, а может, нет, да вроде простили, и параллельно повели витиеватые, весьма соблазнительные и в то же время угрожающие беседы, типа кнута и пряника. Шамсадов понял, что его просто вербуют, и тогда он прямо заявил: