Учитель. Назад в СССР. 2

Риддер Аристарх

«Лапшин его фамилия, — на поверхность вылезло воспоминание. — И Егора он ценил и уважал, был его научным руководителем по какой-то теме… А потом Почемучка то ли уволился, то ли перевёлся куда-то в другое место… Но как выясняется, не забыл талантливого ученика, с которым… Точно, Егор — победитель какой-то олимпиады… Причём не раз и не два, а со школьных времён… Ботаник, что ли?»

Сумбурные воспоминания разрывали мою голову на части. Виски заломило, в затылок словно шуруп засадили, и теперь медленно его проворачивали. Я сцепил зубы, чтобы не

выругаться. Это что получается, теперь так каждый раз будет при встречах со знакомцами Зверева из его прошлой жизни? Хорошенькая перспектива.

И ведь даже психологу не покажешься, чтобы там гипнозом, к примеру, вытащить все воспоминания. Специалист задаст закономерный вопрос: что с вашей памятью, батенька? Ах, амнезия? А позвольте-ка полюбопытствовать и заглянуть в вашу медицинскую карточку. Не имеете? Очень странно, даже подозрительно.

Я вздрогнул, представив дальнейшие перспективы. И это в лучшем случае. А если доктор согласится и под гипнозом выяснит, кто я есть на самом деле? Здравствуйте, мягкие стены и научная статья про пациента с раздвоением личности в каком-нибудь психиатрическом медицинском журнале.

— Что?

— Научную работу забросил? — повторил Геннадий Анатольевич, с понимающей улыбкой глядя на меня.

— Ну-у-у… — пожал я плечами, не зная, что ему ответить. — Пока времени нет… Вот материал наберу, тогда и за диссертацию можно… — неуверенно соврал я, припомнив сюжет одного из любимых фильмов. — Без практики оно как-то не так, — развёл руками. — Сами понимаете. Любой школьный учитель фору даст.

— Ну да, ну да, — преподаватель покачал головой, соглашаясь с моими доводами, но я видел, что не убедил его своими планами на будущее. — Ты вот что, Егор… Где, говоришь, работаешь? — поинтересовался Почемучка.

— Учителем в сельской школе, — отрапортовал я, надеясь, что эта информация заставит Геннадий Анатольевича отстать от бывшего студента. Неперспективный же стал. Но не тут-то было.

Почемучка просиял, похлопал меня по плечу и объявил:

— Прекрасно! Прекрасно, Егор… Александрович, если память меня не подводит, коллега?

— Не подводит, — подтвердил я.

— А знаете, что, Егор Александрович, — хитро прищурившись, начал Геннадий Анатольевич. Я напрягся. — А приезжайте-ка вы ко мне в гости с вашими ребятишками.

— С какими? — глупо переспросил я.

— С учениками, с уче-ни-ка-ми, — хохотнул Почемучка. — Что, Горыныч, не привычно оказаться по другу сторону баррикад?

— Каких баррикад? — продолжал тупить я.

Голова раскалывалась от боли, единственное, чего я хотел, чтобы препод Егора оставил меня в покое. Внутри тлела надежда: как только человек из зверевского прошлого покинет мою жизненную орбиту, физическое состояние наладится.

— Ну как же, товарищ Зверев, теперь вы — мой коллега. И не только мой. Припоминаете свой курс?

— Ну… припоминаю… — снова соврал я, чуть поморщившись.

— Самые гениальные хулиганы, — восторженно охарактеризовал Геннадий Анатольевич сокурсников

Егора. — Уверен, в школе вам скучать не придётся.

— Это точно, — припомнив Федора Швеца и его товарища Саньку Бородина, вздохнул я, начиная понимать, о чём речь.

— Двойки, пропуски, проказы, экзамены… и… эксперименты! — Почемучка задрал указательный палец вверх и хитро на меня глянул.

Я мысленно взвыл: да когда ж ты от меня отстанешь, добрый человек? Ну не помню я, чего такого начудил твой любимый студент! Не помню!

— Да уж… — преподаватель чуть нахмурился и окинул меня задумчивым взглядом. — Главное, Егор Александрович, больше в спорах не участвуй, договорились? — весело блестят глазами, попросил Лапшин.

— Договорились, — кивнул я.

— Вот и ладненько! Вот и хорошо, — закивал Геннадий Анатольевич.

И ведь не спросишь, что товарищ педагог имеет в виду. Предполагается, что я помню, о чём речь. В затылке стрельнуло, и я мысленно взмолился: только не сейчас! Если это очередной приступ воспоминаний, давайте отложим на попозже! Когда я останусь один и будет возможность побиться головой об стену. Ну, или хотя бы выпросить у медсестрички таблетку от головной боли.

— Спасибо тебе, Егор, — вдруг неожиданно выдал Лапшин.

Я не успел подумать и выпалил:

— За что?

Геннадий Анатольевич посмотрел на меня со всей серьёзностью, убедился, что я дей1ствительно не понимаю, о чём речь, и выдал:

— Если бы не твой героический поступок тогда… все мои труды… годы работы сгорели в пожаре…

— В каком… — начал было я и растерянно умолк.

Перед глазами заплясало пламя, нос учуял запах дыма, до такой степени натуральный, что я невольно принюхался, вдруг пожар.

Пожар…

«Придурок… ты что наделал! Я нечаянно! Пожар! По-жар! Го-ори-им!» — заорали в голове смутно знакомые голоса.

— Я в то лето, когда с вами на практику поехал, большую часть своих наработок привёз… вечерами сидел… а тут пожар… сгорело бы всё к едрене фене, если бы не ты, — Лапшин экспрессивно взмахнул рукой.

Медсестра, проходившая мимо нас, ойкнула и едва не подпрыгнула от неожиданности. Окинула нас недовольным взглядом, но почему-то ничего не сказала. То ли её так впечатлил пиджак преподавателя, то ли в целом деловой костюм и кеды, которые выбивали из колеи любого. И становилось непонятно с первого взгляда, что за человек перед тобой: студент-раздолбай или кто-то посолидней.

Наверное, я больше изумился тому, что преподаватель педагогического института, пусть даже бывший, выругался вслух, чем тому факту, что Егор что-то там спас из огня.

— На моём месте так поступил бы каждый, — вырвалась из меня дурацкая киношная фраза, я смутился, но Лапшин словно и не заметил ляпа.

Преподаватель задумался, видимо, нырнув в прошлое.

— Да… Не каждый, Егор, способен на подвиги. Не каждый, — Геннадий Анатольевич кивнул сам себе, строго посмотрел на меня, словно хотел убедиться, что я не буду спорить.