Учитель. Назад в СССР. 2

Риддер Аристарх

Опять-таки, у Егора родители живы-здоровы. Они, конечно, на словах отказались от сына. Но я готов поспорить на зуб, что подобные сволочи в глубокой старости обязательно вспомнят про единственного кормильца, ещё и на алименты подадут на всякий случай, чтобы не отвертелся кровиночка от обязательств. Ладно, это всё лирика. Что тут у нас в настоящем?

— Вы меня слушаете, молодой человек? — сварливый голос ворвался в уши, выметая из головы посторонние мысли.

— Прошу прощения, милая барышня, виноват, растерялся, сильно переживаю сильно, — прижав ладони к сердцу, покаялся я.

— Какая я вам барышня? — тут же взбеленилась

женщина бальзаковского возраста. — Выражения выбирайте, молодой человек.

— Девушка, милая, ещё раз извините! Голова совершенно отказывается соображать! Как моя… мама? — я постарался оперативно переключить внимание женщины на её профессиональные обязанности. Заодно мысленно отругал себя за невнимательность в разговоре. Опять словечко выскочило не из этого времени.

Я вежливо и со всем вниманием уставился на медсестру, которая вроде как даже смягчилась. Одновременно надеялся на то, что Мария Фёдоровна, которая молча лежала на дальней койке возле окна, не поинтересуется у дамы, кто я есть такой и почему называю её мамой. Пока спасало то, что мы с сотрудницей приёмного покоя разговаривали возле двери. И при всей склочности характера, который считывался с лица и позы, женщина не повышала голос, разговаривала относительно негромко. Видимо, чтобы не тревожить пациентов.

— Ничего страшного с вашей мамой не случилось. Заботиться надо лучше, — проворчала медсестра. — Человек в возрасте, небось, всю войну прошла… — женщина кинула на меня внимательный взгляд, мне только и оставалось, молча смотреть на собеседницу. Врать о таком я не хотел и не мог, а воевала или нет Мария Фёдоровна, я не знал.

— Ох, молодость, молодость, — покачала головой медсестра. — Все бежите куда-то, несётесь, боитесь не успеть, а про родных забываете. Когда вспомнишь, поздно будет, мамы уже нет. Отец-то жив? — внезапно полюбопытствовала собеседница.

Я кивнул: раз Марию Фёдоровну записали ко мне в матери, отчего бы не признать Митрича отцом? Тем более, никто проверять не будет. Кинул осторожный взгляд в сторону Беспаловой, но жена дяди Васи, видимо, никак не соотнесла моё появление в палате с тем, как медсестра надрывалась в коридоре, выкрикивая её фамилию.

Вот и славно. Сейчас избавлюсь от медработницы, подойду и всё тихонько объясню. Надеюсь, женщина окажется в адекватном состоянии и сумеет понять, в какую авантюру меня нечаянно втравили вместе с Митричем и прочими односельчанами.

— Девушка, вас как зовут? — поинтересовался я.

Первое правило по жизни: хочешь нормального общения, вразумительных ответов, спроси у собеседника имя-отчество, не хами и доброжелательно улыбайся.

— Галина Львовна, — солидно ответила медсестра после короткого изумлённого молчания.

— Красивое имя, вам очень идёт! Галиночка Львовна, милая! — запел я соловьём, всё так же прижимая ладони к сердцу. — Подскажите, будьте любезны, что мне дальше делать? Маму в больнице оставят на ночь? Или её госпитализировали? На сколько? Может, что-то нужно? Лекарство там какие? Вы только скажите, я достану!

И только закончив свою пламенную речь, сообразил, что я в далёком прошлом, где многое в дефиците. Причём нахожусь в незнакомом месте, где никого не знаю. Если сейчас женщина выдаст мне список лекарств, чёрт его знает, куда бежать и через кого их доставать. Хотя… Перед глазами мелькнуло уверенное загорелое лицо председателя колхоза товарища Лиходеда.

Этот точно сумеет раздобыть всё необходимое. На крайний случай обращусь к нему за помощью.

От неожиданной мысли я несколько опешил. Как так вышло, что за несколько неполных суток семья Василий Дмитриевича стала для меня практически родной? Я нисколько не кривлю душой. В эту самую минут, когда я внимательно слушал серьёзное щебетание медсестры, вдруг понял: и ведь пойду к Семёну Семеновичу, и попрошу. А если надо, то и душу вытрясу, чтобы добыть необходимое. Когда я успел так привязаться к незнакомым мне людям?

И ладно бы, к Митричу. Мы с ним практически и Крым, и Рим, и медные трубы.

— Можно забирать…

— Что? Забирать? Куда? — опешил я, услышав последние слова медсестры.

— Домой кончено, — изумилась моему вопросу Галина Львовна.

— Но… скорая… сердце… а вдруг снова приступ…

Куда я на ночь глядя с Марией Фёдоровной на руках? В Новосибирске я ничего и никого не знаю. Найти гостиницу не проблема, но заселиться в неё будет проблематично, даже с паспортами. Женщине нужен покой, а не ночные забеги по городу. Позвонить в Жеребцово тоже не могу. Даже если Беспалова подскажет номер телефона администрации или школы, не факт, что в такое время кто-то будет на рабочем месте.

— Мы, конечно, можем оставить пациентку до утра… — недовольно заявила Галина Львовна, но я уже понял: не такая она и вредная, какой хочет казаться. Вполне себе хорошая тётка, только немного уставшая и замученная жизнью. Скорей всего семейной: дети разновозрастные и муж ни разу не помощник. Потому и выглядит старше своих лет, и ворчит на всех.

— Галиночка Львовна! Что мне сделать, чтобы матушку оставили до утра? Готов на любые подвиги! — воскликнул я. — А уж если и мне какой закуток найдётся, чтобы присесть, дождаться первого рейсового автобуса… Я готов за вас всю ночь дежурить.

— Ох, шустрый какой, — стараясь не улыбаться, усмехнулась медсестра. — Так пить хочется, что переночевать негде, да?

— Так точно, — весело отрапортовал я.

— Служил, что ли? — прищурилась женщина.

— Как и положено два года, — подтвердил не раздумывая. — Хотел на флот, не взяли.

— Это почему же? — заинтересовалась медсестра.

— Плавать умею, — состроив серьезное лицо, доверительно сообщил я.

Строгая медсестра прыснула, но быстро взяла себя в руки.

— Ну-ну… шутник… Ладно… Оставайтесь… Маме твоей и правда сейчас лучше полежать, а не трястись в машине… Но чтобы по коридорам не бродил, работать не мешал, — сурово отчеканила Галина Львовна. — Там в конце коридора тупичок, в нём банкетка стоит. Ножки у неё, правда, так себе. Но ты парнишка жилистый, думаю, тебе она выдержит. Больше ничего предложить могу. В палате не оставлю, — сразу объявила женщина.

— В палате и не нужно, — заверил я. — С… мамой переговорю и уйду в тупичок.

— Ну, хорошо, — кивнула медсестра. — Бумаги у матушки на руках. Доктор ей отдала.

— Хорошо, спасибо, Галина Львовна. Если что нужно, вы скажите, я помогу чем могу…

— Или уже, помощничек, — добродушно улыбнулась женщина, окинула строгим взглядом всю палату и вышла.

Через секунду в коридоре раздался зычный голос, раздающий команды в адрес новых пациентов, шпыняющий молодых медсестричек. Сразу стало понятно, кто дирижирует приёмным покоем. Ни разу не дежурный врач.