Учитель
Шрифт:
– Затянул-то… Резать хорошую веревку придется… – ворчит он раздраженно, – за что разбойника-то к нам?
– Говорят, за богохульство, – пожимает плечами второй, распутывая веревки на ногах.
– За богохульство язык усекают.
– Может, покаялся? Посмотри, он живой там? Лежит молчком.
– Да живой, живой. Чего ему сделается? Через недельку пойдет в Богоявленский монастырь со всеми.
Чернец рвет узел зубами, и веревки слабеют. Он берет Нечая за запястья, поворачивается спиной, и, положив его на плечи, как мешок, тащит в сторону архиерейского дома. Босые ноги волочатся
В подполе земляной пол, а потолок, по которому тянутся почерневшие круглые балки, едва ли выше двух аршин. [9] Чернец сгибается в три погибели, втаскивает Нечая внутрь и бросает на пол у входа. Под потолком, с двух сторон проделаны махонькие окна, в которые не пролезет и кошка. Из приоткрытой двери падает свет, и Нечай видит колодников, сидящих на полу вдоль обмазанных глиной стен. Никто из них не шевелится, некоторые даже не поворачивают головы, чтоб взглянуть на новичка.
9
Аршин – до Петра Первого равнялся 27 английским дюймам (68,6 см).
Тяжелая дверь закрывается со скрипом, шуршит засов, и в подполе становится темно.
– Еще один страдалец за истинную веру, – произносит хриплый голос, вздыхает и всхлипывает.
Нечай скрипит зубами, его вдруг берет зло: на свою слабость, на свой страх, и на обещания самому себе.
– Пошел ты в… со своей истинной верой! – рычит он и ругается долго и отвратительно.
– Этот – наш, – раздается глумливый смешок из другого угла.
Нечай проснулся как от толчка. Все сначала. По кругу. Ему никогда не избавится от этих снов.
Тело ломало от вчерашних приключений, и до сих пор подрагивали колени. Когда Нечай вышел из болота на остров, его, как назло, встретили рядковские мужики – охотники добрали волчат, а загонщики успели дойти до линии стрелков. Все уже знали, что матерый ушел подранком, и из оцепления прорвалась мать-волчица с одним щенком. Несмотря на это, Туча Ярославич нашел охоту удачной: взяли семерых волков, одного переярка струнили и отвезли в усадьбу живьем – притравливать молодых гончаков.
В усадьбе для загонщиков накрыли столы и хорошо угостили: нажарили поросят и выкатили бочонок густого вишневого вина. Вина Нечай выпил с удовольствием, однако с еще большим удовольствием он бы отправился домой, на печь.
За столом было весело: мужики вспоминали подробности охоты, восхищались удалью Тучи Ярославича, в одиночку, голыми руками струнившего волка. Только Радей сидел насупившись и пил вино кружку за кружкой. Сыновья старались от него не отстать, но быстро захмелели.
Старший Радеев сын поднялся, подошел сзади к Нечаю, сидевшему рядом Мишатой, и схватил его за плечо.
– На болото матерый ушел, а ты с болота вышел… Не странно ли? – громко, так что все его услышали, спросил он.
Нечай не любил, когда до него дотрагиваются, а тем более хватают, и в таких
– Ты руку-то покажи, – начал пивовар, родственник погибшего Микулы, сидевший напротив Нечая, – покажи! Матерого в лапу ранили, покажи руку-то.
Нечай с презрением приподнял верхнюю губу, но вызвал только озлобление.
– Скалится! Смотрите, скалится! – пивовар указал на него пальцем и отодвинулся, хотя через стол Нечай вряд ли смог бы его достать.
– Что, страшно? – Нечай усмехнулся, изобразил зверя, как это делала Груша, и рыкнул на пивовара, пригнувшись вперед. Тот выскочил из-за стола, перепрыгнув через скамейку.
Мишата дернул его за рукав.
– Ты што? – зашипел он Нечаю в ухо, – а ну прекрати.
Нечай только рассмеялся – от вина он всегда был доволен собой и чувствовал уверенность в себе.
Мужики, сидящие рядом с пивоваром, переглянулись и поднялись.
– А ну-ка руку покажи, – угрожающе сказал Некрас, тот самый, что когда-то поставил деньги на возвращение Нечая из леса.
– Может, подойдешь и сам посмотришь? – Нечай опять с презрением поднял верхнюю губу.
– Ты меня не подзуживай! Я не такой дурак! Всем известно, то оборотни нечеловеческую силу имеют.
– Заодно и проверишь, человеческая у меня сила или нет! – Нечай встал, опираясь руками на стол.
Мишата толкнул его плечом:
– Покажи им руку, Нечай. Пусть успокоятся.
– Да ну? А им какую: правую или левую? – Нечай растянул губы в улыбке.
– Обе покажи, – кивнул кузнец спокойно и вполне доброжелательно, – не отстанут ведь.
– Обе – так обе! – Нечай скинул полушубок и поднял до локтя правый рукав.
Но не успел он начать закатывать левый, как пивовар, все еще опасающийся вернуться за стол, заорал во все горло и начал тыкать пальцем в сторону Нечая.
– Вот! Вот! Глядите! Что я говорил!
Нечай посмотрел на него исподлобья:
– Чего ты там увидел-то?
– Шрам! – торжествующе выговорил пивовар, и его идею подхватил Некрас.
– Точно, шрам! Ну? И что ты на это скажешь?
– Обалдели? – Нечаю даже смеяться не хотелось, – этому шраму пять лет без малого!
– Заливай! – усмехнулся Некрас, – все знают, что у оборотней раны на глазах затягиваются!
– Ага! – Нечай плюнул и надел полушубок, запахиваясь поплотней, – идите вы к чертям собачьим!
– А вот мы завтра проверим, – предложил пивовар, – у оборотня шрам до завтра пропадет!
Радей кашлянул и поднял голову:
– Кто их знает, этих оборотней… – проворчал он, – может, шрамы у них на всю жизнь остаются.
– Это ты здорово придумал! – кивнул Нечай, завязывая пояс, – пропадет шрам – оборотень, не пропадет – тоже оборотень!
– А мне ничего доказывать не надо, – Радей сузил глаза и потянулся за остро отточенным колом, – я и так про тебя все знаю.
– Эй! Глаза-то налил! – рявкнул на него кузнец.