Учительница нежная моя
Шрифт:
– Ваня, погоди! – прервал его басистый Виктор.
Повисла пауза. Там, за земляной стенкой, несколько минут ничего не происходило. Ярослав уже думал ползти восвояси, но голоса вновь зазвучали.
– Прошу прощения, один дурак прапорщик спьяну заблудился. Пришлось отвести куда надо, – рокотнул Виктор. – Итак, вернемся к нашему разговору. Я согласен… Вернее, мы с Иваном Демьяновичем согласны на пятьдесят
– Согдасен, согдасен, – поддакнул гайморитный.
– Ладно, договорились, – нехотя сдался кавказец. – Через восемь… Нет, через девять дней половина суммы будет.
– Добро, тогда встречаемся здесь же. О дне и времени мы вам сообщим.
Послышался шорох, звуки шагов, и все стихло.
Подмерзший Ярослав пополз из тоннеля. Осторожно выглянул из ямы.
Никакого Зотова не было. И вообще ни души.
Fructus temporum
1989 год. Смерть моды
Американский фотограф Ричард Аведон зафиксировал «смерть моды», сняв для журнала «Эгоист» Изабель Аджани. На снимке знаменитая запечатлена в старой поношенной дублёнке самого фотографа, прикрывающей голое тело.
11.
– Больных? Ты уверен?
– Кто еще повторяет слова, как дятел? Да и голос его – тягучий, как будто нос заложен.
– Как его называли?
– Ваня и Иван Демьянович.
– Проверим. А ты никому ни слова. И вообще забудь об этом.
Голый по пояс Игорь поднял бритвенный станок и заскреб лезвием по щеке. Над его локтем упругим яблочком катался бицепс.
Рассказ приятеля его словно и не удивил. Ярослав даже насупился. Встряхнув выстиранную шинель, он отправился с ней в сушилку.
Близился час отбоя. Роту загнали в ленинскую комнату на обязательный просмотр программы «Время». На экране чопорные мужчина и женщина по очереди рассказывали о
Когда дошли до столкновений в Нагорном Карабахе, Ярослав вздрогнул. В памяти толчком всплыл вкрадчивый голос закупщика оружия, таинственного Баши-Заде. И вслед за ним прицепом потянулся бас некоего Виктора. Уж больно он был характерен – рокочущий, с раскатистыми гласными и твердо-пушечным, взрывным «п». «Пятьдесят процентов мы платим сразу. Остальные пятьдесят – потом, после проверки».
Черт! Это же…
В мозгу словно сигнальная ракета взвилась и все осветила. «Майор Караваев», – вспомнил Ярослав.
Пригодился музыкальный слух.
Это был тот самый Караваев, который недавно на собрании так распинался о коварной загранице. Рокотал о происках мирового империализма и американской угрозе. О необходимости крепить ряды и вострить штыки.
Как это совмещалось? Как один и тот же человек мог патриотично лупить себя в грудь – и в то же время торговать родиной?
У Ярослава это в голове не укладывалось. В сознании все искажалось и переламывалось, словно на репродукциях супрематистов, которые повадились публиковать в "Огоньке"…
Утром в казарму прибежал парень из штаба и сообщил, что на роту пришло несколько посылок. Среди выкрикнутых фамилий Ярослав услышал свою.
После завтрака счастливчиков построили и отвели на почту. Выдали им посылочные ящики. Обжора Беляев, словно голодный пес, кинулся обнюхивать фанеру вибрирующими ноздрями.
Ярослав улыбнулся, прочитав в квитанции домашний адрес. Он уже представлял, как неспешно вскроет родительскую посылку, как вытащит из нее тетрадки и книжки, теплые шерстяные носки, бережно уложенную белую ткань для подворотничков. И, наконец, еду.
«Что там, пряники, конфеты?» – фантазировал он в такт строевому шагу, прижав ящик к шинельному бедру. Сгущенку он боялся представлять, дабы не спугнуть видение.
Узбек Кулиев тоже крепко зажал посылку под мышкой. Шел в строю, сурово насупясь, словно у него там были змеи. Рядом с ним со своим ящиком шагал Игорь Кочеров – ему на этот раз тоже выпал счастливый билет.
Конец ознакомительного фрагмента.