Удача – это женщина

Адлер Элизабет

— Все думают, что я ужас какая храбрая, — говорила она, — захлебываясь слезами, — но это неправда, Энни. Я самая настоящая трусиха и тряслась, как заяц.

— Разумеется, тебе было страшно, милая, — успокаивающе проговорила Энни. — Только глупец не испугался бы в подобных обстоятельствах.

Энни сама немало пережила в жизни, но ее сердце было тронуто испытаниями, выпавшими на долю этого несчастного ребенка.

— И все это время я не переставала думать о мамочке, — продолжала Лизандра. — Я догадывалась, какие страдания ей пришлось пережить. Каждую ночь я вспоминала о ней, о Баке, о тебе, Энни, и засыпала в слезах. Иногда я пыталась представить себе, что нахожусь

на ранчо Де Сото и под моей кроватью возятся мои любимые собачки. Вой ветра за стеной барака напоминал мне о другом, теплом и приятном, ветерке, который овевал наш домик и приносил с собой запахи полей и виноградников. Часто мне чудилось ржание моего пони в стойле. В такие моменты я хотя бы на время забывала о своем тяжелом положении и засыпала под утро, переносясь в мечтах в родные места.

— Но теперь ты дома, дорогая, на самом деле, а не только в мечтах. Некоторые воспоминания, от которых ты хочешь избавиться, в сущности, могут оказаться полезными для тебя в будущем. По крайней мере, одно можно сказать с уверенностью — и ты и твои близкие достаточно настрадались за последнее время, но худшее теперь позади, и тебе следует собраться и вернуться к привычной жизни. Твоей маме не раз приходилось так поступать. И позволь мне сказать тебе одну вещь: если ты испытываешь страх — это еще не значит, что ты трусиха. Даже самые лучшие солдаты боятся, поднимаясь в атаку или участвуя в сражении. Так что ты проявила не меньше храбрости, чем самые испытанные воины.

— Вы и в самом деле так думаете, крестная? — спросила Лизандра дрожащим голосом.

— Именно так я и думаю, черт возьми! — твердо ответила Энни, и на ее губах появилась улыбка, не менее очаровательная, чем в юности. — А теперь не будем больше говорить о грустном… Давай лучше пить чай и болтать о чем-нибудь забавном, хорошо?

Эта беседа принесла свои добрые плоды, и к Лизандре вновь вернулась ее прежняя уверенность в себе. Когда в Гонконг приезжал новичок в деловом мире, его со смехом предупреждали: «Берегитесь Лизандры Лаи Цин — помимо империи, она унаследовала в полном объеме и мужественность своего деда». После чего вновь прибывшему рассказывали с преувеличениями и шутками о том, как Лизандра, будучи школьницей, дала отпор генералу японской армии и заставила его «потерять лицо».

Энни сама немало пережила в жизни, но ее сердце было тронуто испытаниями, выпавшими на долю этого несчастного ребенка.

— И все это время я не переставала думать о мамочке, — продолжала Лизандра. — Я догадывалась, какие страдания ей пришлось пережить. Каждую ночь я вспоминала о ней, о Баке, о тебе, Энни, и засыпала в слезах. Иногда я пыталась представить себе, что нахожусь на ранчо Де Сото и под моей кроватью возятся мои любимые собачки. Вой ветра за стеной барака напоминал мне о другом, теплом и приятном, ветерке, который овевал наш домик и приносил с собой запахи полей и виноградников. Часто мне чудилось ржание моего пони в стойле. В такие моменты я хотя бы на время забывала о своем тяжелом положении и засыпала под утро, переносясь в мечтах в родные места.

— Но теперь ты дома, дорогая, на самом деле, а не только в мечтах. Некоторые воспоминания, от которых ты хочешь избавиться, в сущности, могут оказаться полезными для тебя в будущем. По крайней мере, одно можно сказать с уверенностью — и ты и твои близкие достаточно настрадались за последнее время, но худшее теперь позади, и тебе следует собраться и вернуться к привычной жизни. Твоей маме не раз приходилось так поступать. И позволь мне сказать тебе одну вещь: если ты испытываешь страх — это еще не значит, что ты трусиха. Даже самые лучшие солдаты боятся, поднимаясь

в атаку или участвуя в сражении. Так что ты проявила не меньше храбрости, чем самые испытанные воины.

— Вы и в самом деле так думаете, крестная? — спросила Лизандра дрожащим голосом.

— Именно так я и думаю, черт возьми! — твердо ответила Энни, и на ее губах появилась улыбка, не менее очаровательная, чем в юности. — А теперь не будем больше говорить о грустном… Давай лучше пить чай и болтать о чем-нибудь забавном, хорошо?

Эта беседа принесла свои добрые плоды, и к Лизандре вновь вернулась ее прежняя уверенность в себе. Когда в Гонконг приезжал новичок в деловом мире, его со смехом предупреждали: «Берегитесь Лизандры Лаи Цин — помимо империи, она унаследовала в полном объеме и мужественность своего деда». После чего вновь прибывшему рассказывали с преувеличениями и шутками о том, как Лизандра, будучи школьницей, дала отпор генералу японской армии и заставила его «потерять лицо».

Прошло четыре года, и корабли корпорации Лаи Цина снова принялись бороздить моря и океаны, а могущественная компания вернула себе богатство и влияние в деловом мире. Эти четыре года Лизандра провела в закрытой аристократической школе в Вассаре, хотя сама мечтала только о возвращении в Гонконг. Она знала, что ее судьба отличается от судеб других девочек из богатых калифорнийских семей. Разумеется, она одевалась и вела себя так же, как прочие, но все эти богатенькие малышки мечтали только об одном — встретить красивого и обеспеченного джентльмена и выйти за него замуж, обзавестись детьми и собственным домом. Она же родилась Лизандрой Лаи Цин, тайпаном одной из крупнейших компаний в мире, и с нетерпением ожидала того момента, когда она сможет приступить к своим обязанностям, став полноправной владелицей основного капитала корпорации. «В тебе есть что-то от мистера Рокфеллера», — пошутила одна из подруг Лизандры, когда та наконец уезжала из Вассара в Гонконг.

Фрэнси и Бак отправились вместе с ней, а в аэропорту Каи Так их встречал Филипп Чен со всем своим семейством.

— Ты совершенно не изменился, Филипп, — сказала Фрэнси, обнимая «братца Чена». — Такой же серьезный очкастый молодой человек, каким был, когда помогал делать домашние задания моему Олли.

— Жаль, что боги не сохранили жизнь Олли и его нет с нами, — мягко проговорил Филипп, — но зато ты, Фрэнси, такая же красавица, как была.

Фрэнси улыбнулась ему, но в ее улыбке сквозила печаль.

— Даже я не в силах не замечать проступающую седину, Филипп.

— Мудрость приходит, с сединой и украшает человека.

— Ловко, — рассмеялся Бак. — Боюсь, что с Филиппом по части комплиментов мне конкурировать не под силу.

— Но это правда! — вмешалась Лизандра, с восхищением глядя на мать. Фрэнси оставалась такой же стройной и привлекательной, как и двадцать лет назад. Шелковая кремовая блузка и элегантный пиджак темно-синего цвета подчеркивали ее тонкую талию, а соломенная шляпа с широкими полями и шелковой искусственной гарденией, приколотой к тулье, придавала ей задорный, почти девичий вид. — Мама с годами только хорошеет.

— Так же, как и Айрини, — заявила, в свою очередь, Фрэнси, ласково кивнув головой в сторону жены Филиппа Чена — красивой и изящной женщины, одетой в алое шелковое платье с новомодной пышной юбкой. — И никаких седых волос! — добавила Фрэнси с восхищением, заключив в объятия прекрасную китаянку.

Роберт, сын Филиппа и Айрини, скромно стоял позади родителей, предоставив старшему поколению сколько угодно целоваться и обмениваться комплиментами. Лизандра обратила внимание, что он стал совсем взрослым.