Удача леди Лайзы
Шрифт:
— Ах, дорогая, понимаю — но вовсе не безнадежно. Может, он и не тот мужчина, который достоин тебя, но, могу поклясться, он отвечал тебе взаимностью.
— М-м, — проговорила Лайза довольно безразличным тоном. — Может, ты и права насчет него. Но только он делал это на свой манер. До какой-то степени.
Она вернулась к столу, чтобы допить кофе.
— Мне нужно идти, мама. Я должна встретиться с Томасом через полчаса.
Она повернулась и пошла к двери, но внезапно ей преградила дорогу стремительно вбежавшая стройная девушка с летящими за спиной густыми пушистыми каштановыми волосами,
— Мама! Лайза! — закричала она. — Ни за что не угадаете!.. Вы только посмотрите!
С этими словами она мгновенно повернулась и умчалась так же молниеносно, как и появилась. Лайза сочувственно подумала: вот уже добрых два года, как ее восемнадцатилетняя сестра вышла из-под опеки учителей и гувернанток, но по-прежнему скакала и носилась по дому с бьющей через край энергией любопытного щенка. Обменявшись улыбками, Лайза с матерью пошли вслед за ней.
— Чарити, да что стряслось? — спросила леди Бернселл младшую дочь, которая манила их нетерпеливым жестом в изящно обставленную маленькую столовую, примыкавшую к кухне.
— Там кто-то поселился! — ответила она восторженно, указывая из окна. Следуя за ее взглядом, обе старшие дамы увидели стремительно нараставшую гору мебели, выгружаемой двумя ломовыми извозчиками из экипажа на дорожку, ведущую к соседнему особняку.
— Странно! — воскликнула изумленная Лайза. — Я ничего об этом не знала. Уверена, Томас никогда бы не сдал дом, не поставив в известность меня. — Она обернулась к матери: — Ты не знаешь, кто эти новые жильцы?
Леди Бернселл ответила ей недоуменным взглядом:
— Понятия не имею. Ты права, все это очень странно. Дом по-прежнему принадлежит тебе?
— Конечно, мама. Он пустует всего несколько месяцев. Ты уже видела кого-нибудь из этого семейства? — спросила Лайза сестру.
Чарити позволила себе несколько секунд драматической паузы, прежде чем ответить. Ее большие карие глаза сияли, и легкий румянец был таким же свежим и нежным, как ее неглиже из воздушной шелковой тафты цвета недавно распустившейся прелестной розы, дышавшей утренней чистотой и прохладой. Лайза вздохнула, запасаясь терпением.
— Представь себе, дорогая сестричка, — выпалила наконец Чарити, широко раскрыв глаза от восторга, — наш новый сосед — индиец!
Она опять замолчала, наслаждаясь эффектом, произведенным ее словами. Потом, не давая Лайзе и леди Бернселл оправиться от изумления, продолжала:
— Огромный господин в необъятном тюрбане отдавал им распоряжения! Сейчас он, наверное, в доме, ах нет, он выходит, выходит! Смотрите!
Загоревшиеся любопытством глаза старших дам и взбудораженной Чарити неотрывно следили, как тюрбан и его владелец, господин с кожей бронзового цвета, спускались по ступенькам, направляясь к извозчикам. Их взгляды одновременно скользили от буйных мохнатых бровей к окладистой, прямо-таки чудовищной по своим размерам бороде и ниже, где сверкали ослепительной белизны одежды, на которые ушло столько ткани, что ею можно было с лихвой застелить три или четыре отнюдь не маленькие кровати. Все эти экзотические роскошества довершала пара затейливо расшитых туфель без задников. Когда он наконец дошел до улицы, то стал выкрикивать что-то злосчастным грузчикам на совершенно тарабарском
— Боже правый! — вырвалось у леди Бернселл.
— Хорошенькое дело, — фыркнула Лайза.
— Разве он не потрясающий? — как завороженная, воскликнула Чарити.
— Увидим, увидим, — отозвалась Лайза и решительно направилась к входной двери.
Она вышла как раз в ту минуту, когда индийский джентльмен безо всяких усилий и видимой натуги на лице подхватил красивый комод, который грузчики безуспешно пытались вытащить из экипажа. Он поставил комод на дорожку и быстро обернулся, чтобы изрыгнуть на несчастных чернорабочих то, что, совершенно очевидно, было восточным ругательством, но запнулся на середине, увидев приближающуюся Лайзу.
— Доброе утро! — сказала она, вступая в переговоры.
Лицо мужчины, служившее словно случайной оправой к совершенно замечательному носу, вдруг расплылось в ослепительной улыбке, и, сложив вместе кисти рук, он отвесил Лайзе такой низкий поклон, что почти согнулся пополам.
— Вы... вы наш новый жилец? — нерешительно спросила Лайза после секундного колебания.
Ее усилия были вознаграждены радостным и совершенно недоступным для понимания ответом, сопровождавшимся напыщенными жестами.
Вообще-то леди Лайза Рашлейк редко смущалась, но тут, после нескольких безуспешных попыток вступить во вразумительный разговор с бронзовокожим гигантом, она была вынуждена признать свое поражение. И, вернувшись назад в гостиную, так и не смогла добавить ничего к тому, что уже знали ее домашние.
— Ничего, мы скоро все узнаем, — с досадой проговорила она, натягивая перчатки из желтовато-коричневой йоркской лайки. — Уж я вытяну из Томаса все до капельки. Не могу поверить, что он мог сдать дом семье индийских иммигрантов, но, с другой стороны, мы видим это своими глазами. И меня удивляет, как он, будучи моим доверенным лицом, решился распорядиться моей собственностью без моего ведома. Что-то здесь не так.
Она посмотрела на мать, отметив про себя неодобрительный взгляд леди Бернселл, и вопросительно приподняла брови.
— Ах, — поспешила сказать леди Бернселл с легким нервным смешком. — Я как раз думала о твоей поездке в Сити. Ну сколько можно, Лайза? За неделю это уже в третий раз.
Лайза в душе тяжело вздохнула. Ну вот, опять началось! Неужели ее мать так никогда и не примирится с этими, с ее точки зрения совсем не подобающими леди, вылазками дочери в давку и сутолоку лондонского центра? Конечно, иногда Лайза так стремительно покидала дом, даже не улыбнувшись вдовствующей графине Бернселл, что это не могло не расстраивать ее довольно церемонную мать...
— У меня кое-какие планы, которые я должна обсудить с Томасом, — проговорила Лайза, сопровождая свои слова улыбкой, которая, как она надеялась, выглядела успокаивающей. — Мы должны кое-что решить в ближайшие несколько дней, прийти к соглашению, и, конечно, я должна это сделать при личной встрече. А тут еще... — Она жестом указала на окно, потом внезапно заторопилась. — Господи, я все еще не ушла! А у меня нет ни секунды.
С этими словами она поцеловала мать в щеку, помахала на прощание Чарити и поспешно вышла из комнаты, радуясь своему благопристойному бегству.