Удачливый крестьянин

де Шамбле?н де Мариво? Пьер Карле

В середине и второй половине XVIII в. очень много книг Мариво попадает в Россию, в крупные и малые ее библиотеки, начиная с личного собрания Екатерины II. Различные издания произведений Мариво были в то время у многих библиофилов (на это неопровержимо указывает обилие книг писателя в изданиях XVIII в. в крупнейших библиотеках Москвы и Ленинграда; в ряде случаев по сохранившимся экслибрисам можно установить их прежних владельцев [196] ). Особенно много привозилось в Россию драматических произведений Мариво, что вполне соответствовало его популярности на русском театре. Даже самое слабое творение Мариво-драматурга – его единственная трагедия «Ганнибал» – присутствует во многих наших библиотеках, причем в большом числе экземпляров.

196

Например, отличный экземпляр собрания сочинений Мариво в издании вдовы Дюшен (1781) принадлежал князьям Всеволожским.

Но в XVIII в. в русских

читательских кругах Мариво вызывал интерес не только как драматург. Правда, его романов очевидно не было в замечательной для своего времени библиотеке Антиоха Кантемира (ее перечень составлен исключительно небрежно и изобилует ошибками [197] ), но мы точно знаем, что в бытность свою в Марбурге в 1738 г. М. В. Ломоносов купил там роман Мариво «Удачливый крестьянин». [198] А в 60-е годы в России начинают появляться и переводы художественной прозы Мариво и его журналистики.

197

См. В. Н. Александренко. К биографии князя Кантемира. – «Варшавские университетские известия», 1896, вып. II, стр. 17–24; вып. III, стр. 25–46.

198

См. М. В. Ломоносов. Поли. собр. соч., т. X. М. – Л., 1957, стр. 371. См. также; Г. М. Коровин Библиотека Ломоносова M – Л, 1961, стр. 332

2

В январе 1762 г. в петербургском журнале «Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие» появилось «Известие о новом Периодическом сочинении, которое в 1762 г. в Университетской книжной лавке в Москве раздаваться имеет». [199] В заключение довольно пространной характеристики нового издания говорилось, что публиковаться в нем будут «такие сочинения, которые доныне не были переведены, которые не всегда известны, но притом изрядно написаны». [200] Речь шла о примечательном явлении в истории русской журналистики – о просуществовавшем только один год «Собрании лучших сочинений к распространению знания и к произведению удовольствия», [201] издававшемся профессором Московского университета по кафедре «всеобщей и ученой истории» Иоганном Готфридом Рейхелем (1727–1778). В журнале сотрудничали студенты университета, в том числе братья Фонвизины.

199

«Сочинения и переводы, к увеселению…», 1762, Генварь, стр. 90.

200

Там же, стр. 94.

201

Характеристику журнала см. в кн.: П. Н. Бесков. История русской журналистики XVIII века. М – Л., 1952, стр. 147–155.

Для журнала характерно проведение идеи о нравоучительных, воспитательных задачах литературы. Не приходится удивляться, что Рейхель обратился к зарубежным морально-нравоописательным журналам, в частности, к журналистике Мариво. Эта часть творческого наследия французского писателя изучена совершенно недостаточно, в особенности совершенно не обследованы переделки и подражания Мариво в аналогичных изданиях Ван Эффена, Дефурно и др. Это обстоятельство весьма затрудняет поиски в русской периодике второй половины XVIII в. переводов из Мариво и в еще большей степени – работ его переделывателей и подражателей.

На первый взгляд, особенно после появления интересной статьи Ю. Д. Левина, [202] создается впечатление, что в России XVIII столетия английская сатирическая и нравоучительная журналистика была известна значительно лучше французской. Действительно, в «Ежемесячных сочинениях» за январь 1755 г. среди «иностранных журналов равного с нашим намерения» указан лишь «Меркурий Французский, прежде называемый Меркурий Галант, в Париже с 1677 издается помесячно», [203] тогда как английских журналов названо несколько. При выборочном просмотре русской периодики мы обнаружили ряд переводов из «Нового французского зрителя» Ван Эффена, а также некоторых других французских журналов («Меркурия», «Французского магазина» и др.). Но переводов таких действительно немного.

202

Ю. Д. Левин. Английская просветительская журналистика в русской литературе XVIII века. – В кн.: «Эпоха Просвещения. Из истории международных связей русской литературы». Л., 1967, стр. 3 – 109.

203

«Ежемесячные сочинения», 1755, Генварь, стр. 13.

Тем интереснее отметить напечатание в первом томе журнала Рейхеля («на месяцы Генварь, Февраль и Март») в переводе графа Артемия Во-р'онцова одного из важных и полемически острых отрывков из «Французского зрителя» Мариво. [204] В этом отрывке писатель выступает против нивелировки в литературе, за право художника на собственный оригинальный стиль, на собственное «лицо». [205]

Свои мысли Мариво излагает в форме беседы в книжной лавке, в форме спора со встреченным там сторонником старых взглядов и вкусов («Некода случилось мне быть в книжной лавке, для рассмотрения книг; тогда вошел вдруг старый человек, которого я с виду признал за педанта…». [206] Впрочем, А. Воронцов перевел лишь часть 6-го листа «Французского зрителя» Мариво, опустив рассуждения писателя о критике и о сущности спора «новых» и «древних».

204

«Собрание лучших сочинений», 1762, ч. I, стр. 152–155. («Переведено из зрителя, Французского сочинения, господина Мариво»).

205

Ср. Marivaux. Oeuvres compl`etes, t. IX, P., 1781, p. 54–57.

206

«Собрание лучших сочинений», ч. I, стр. 152.

(Из других переводов из журналистики Мариво укажем помещенный в журнале И. Ф. Румянцева и И. А. де-Тейльса «Полезное с приятным» [207] отрывок из 16-го листа «Французского зрителя» [208] – «Из Французского смотрителя» – о воспитании детей. [209] Не подлежит никакому сомнению, что сплошной просмотр русской периодики XVIII и начала XIX в., а также альманахов и сборников той поры, откроет немало текстов Мариво, затерявшихся на страницах русской печати).

207

Характеристику журнала см. в указ. кн. П. Н. Беркова, стр. 239–242.

208

Ср. Marivaux. Oeuvres compl`etes, P., 1781, t. IX, p. 189–191.

209

«Полезное с приятным. Полумесячное упражнение на 1769 год. Осьмой полумесяц», стр. 9 – 12.

Очень большой интерес для нашей темы представляет помещенная в части третьей «Собрания лучших сочинений» статья Рейхеля «Известие и опыт о российском переводе Сифа», [210] которую почти столетие спустя П. А. Вяземский считал одной из немногих критических статей, «столь европейских по изложению, мыслям и общим сведениям». [211]

Автор статьи показывает хорошее знание литературных группировок и направлений во Франции; из огромного числа романов и повестей он верно выделяет наиболее значительных и типичных авторов, причем не только таких, которые были уже широко известны в русском переводе (как например, аббат Прево), но и авторов менее известных, к которым несомненно принадлежал и Мариво.

210

«Собрание лучших сочинений», 1762, ч. III, стр. 97 – 113.

211

П. А. Вяземский. Поли. собр. соч., т. V. СПб., 1880, стр. 23.

Рейхель полагал, что задача романа состоит «в произведении увеселения, приятного препровождения времени, наставления в нравоучении и в правилах человеческой жизни», [212] и с этой точки зрения он и оценивал наиболее типичные на его взгляд явления французской прозы.

«Нынешние французские романы, – писал Рейхель, – разделяются на три класса, и всякий имеет особливый вкус. Аббат Превот Ексилес подал пример к первому классу. Романы его трагические, приключения соединяются изрядно между собою, нравоучение полезно и штиль чистой. Таких имеем мы на пр.: Клевеланда, Киллерина и приключения благородного человека.

212

«Собрание лучших сочинений», ч. III, стр. 99.

«Ко второму классу подал пример Мариво. Романы его не много содержат приключений; но они соединены со многими рассуждениями и нравоучениями, которые хотя прекрасны, но употреблены чрезмерно много. Они содержат великую остроту разума; но штиль в них иногда принужденной. Такое свойство имеет на пр.: Paisan parvenus (щастливой крестьянин) и жизнь Марианны.

«К третьему классу подал пример Кребильонов сын. Сии романы невероятны, чрезвычайны, против благопристойности и нравоучения, хотя и увлекают они большую часть читателей и находят своих любителей. Штиль в них принужденной и шуточной. А лучшее и смешное состоит часто в чрезвычайнейшем и необыкновенном. Романы сего третьего класса не служат ни к хорошему вкусу, ни к исправлению нравов, а менее всего способны к наставлению разума. Сюда надлежит на пр.: Софа, уполовник, гремушка и ах, какая скаска!» [213]

213

Там же, стр. 99 – 101.