Удалой человек

Маленькая речушка Протва незаметная. Она и на карте не обозначена. Но вброд не перейти речушку — глубоко. А когда дожди идут, то совсем бурной становится Протва, не подступишься к ней.

Пустынны берега Протвы, редко тут увидишь человека. Даже скотина и та не подходит близко: берега Протвы обрывистые, крутые, неудобные для водопоя.

Но однажды утром ожила река. Подошли к ней части Красной

армии. Видимо-невидимо людей на берегу скопилось. Тащили бревна, вбивали сваи, обтесывали доски. Шум и гам на реке стоял. Торопились люди, суетились, наводили переправу.

Третий день отбивался полк от немецкой дивизии. Храбро дрались бойцы, да силы неравны. Надо было за реку переправиться, с крутого берега успешнее обороняться можно. Но не дадут, видно, немцы переправиться.

Под высокою ракитой командиры собрались. Неважный вид был у них — лица желтые, усталые, глаза покраснели от ночей бессонных. Думали командиры, как сдержать немцев с меньшими для нас потерями.

Фашисты уже лес заняли, к атаке готовились. Вот если б задержать их кто смог!..

— Надо создать заградительный отряд автоматчиков. Другого выхода у нас нет, — сказал полковник Бабий.

Да, последнее средство оставалось у полка, и надо было его испробовать. Комиссар пошел набирать добровольцев. Охотников много нашлось, но ведь не всякого пошлешь на такое отчаянное дело. Записал комиссар автоматчиков: Николая Журавлева, Петра Ярцева и татарина Мудина Газисова. Оставалось только командира подыскать.

— Удалого человека командиром надо поставить, — сказал полковник. — Не знаю уж, кого и назначить.

— Кушева, сержанта Кушева, — раздалось несколько голосов.

Николай Кушев известным человеком в полку был. Как разведчик он не раз выполнял опасные задания. Понравилась полковнику эта кандидатура.

— Позовите сюда Кушева, — приказал он.

Пришел Кушев, высокий, стройный, весь в ремнях затянут, с автоматом. Залюбуешься на него! Подошел он к полковнику, взял под козырек, отрапортовал.

— Здравствуйте, Кушев, — ответил полковник. — Я вас назначил командиром отряда автоматчиков. Вместе с вами четыре человека будет в отряде. Сами знаете, больше дать не могу. Сумеете задержать немцев часа на полтора?

Покраснел Кушев, смутился. С детства у него так было: как заволнуется, покраснеет обязательно. Еще в школе его дразнили за это и кличку дали — «Светлана».

— Конечно, как сказать, задержим. На два часа задержим, — сказал Кушев.

Лишние полчаса брал он на себя.

Вздохнул полковник облегченно, понял, что не подведет Кушев, но все же сказал на прощанье:

— Знаете, Кушев, все вы можете погибнуть, но полк будет спасен. Поняли, какая ответственная и почетная задача перед вами?

— Понял, — тихо ответил Кушев и опять покраснел.

В это время закончили наводить мост через реку. По скользким, шатким доскам стали сперва переносить раненых. За ними начали переправляться части. Заградительный отряд автоматчиков остался на берегу.

Чистое поле расстилалось кругом —

ни кустика, ни бугорка.

Летом тут было пастбище, вытоптали коровы траву, гладко стало, как на стадионе. И вспомнил сержант Кушев время, когда играл он на таком поле в футбол с друзьями школьниками. Тогда ему было шестнадцать лет, сейчас двадцать три. Выросли друзья, разбрелись кто куда. Вот сейчас примет он бой с гитлеровцами, может быть и погибнет здесь, а товарищи школьные и знать не будут, что их Светлана, их Верста (вторую кличку дали Кушеву за высокий рост) умер на берегу безвестной Протвы. Но ничего не поделаешь — война.

— Негде нам укрыться-то, — сказал Кушев товарищам. — Придется, видно, окопчики сооружать.

Газисов взял у Кушева лопату, перебросил автомат через плечо, чтобы легче было работать, начал копать. Вырыл углубление небольшое, уложил дерн впереди себя. Легли. Неплохой окопчик получился, доволен Кушев остался работой.

— Вот так и копайте, — сказал он. — Главное, чтобы голову и грудь прикрыть, а ноги перебьет — не важно. Бежать нам, как сказать, все равно некуда.

Устроились автоматчики, залегли. Кушев вынул диски из сумки, пересчитал. Восемь штук, значит в них 568 патронов. И так у каждого. «Горько сегодня немцам будет!» подумал Кушев.

Лес впереди синей дымкой подернулся, не различить отдельных деревьев, все слилось в одну линию. И вдруг заколыхалась эта линия, задвигалась. «Что за навождение такое?» Кушев даже глаза протер, чтобы лучше видеть. Потом понял: пошли немцы в атаку.

Прижал сержант автомат к плечу, приготовился встретить немцев. Наметил ориентир себе — возвышенность небольшую. Может быть, это пенек какой или кучка муравьиная, не разобрать отсюда. Дойдут немцы до этой возвышенности, надо стрелять, ближе нельзя подпускать: гранатами могут забросать.

Хорошо стало видно солдат, шли они в полном снаряжении, каски у них на солнце поблескивали. Нацелился Кушев, вот уже и стрелять пора. Низенький толстый немец обошел кочку и толкнул соседа своего. Сосед обернулся, сказал что-то, наверное выругался. И тут затарахтел, затрясся автомат в руках Кушева.

Глаз не спускал он с идущих солдат, все зрение напряг. И только когда сержант увидел, как стали падать сраженные его пулями немцы, он почувствовал, что указательный палец его лежит на спусковом крючке.

Кто побывал в бою, тот не забудет этих минут никогда.

Лишь раздадутся первые выстрелы, и овладевает душой воина великое чувство битвы, мозг пламенеет, ярость душит человека. Все, что раньше мешало ему — робость, лень, корысть, отлетает, остается чистый, благородный гнев; в такие минуты герои рождаются. Любил Кушев бой, обо всем он тогда забывал.

Не ожидали немцы отпора, залегли. Пламенем выстрелов обозначилась немецкая цепь. Палили фашисты из винтовок во всю мочь. Мина шлепнулась рядом, и раскаленные осколки с визгом разлетелись кругом. Огонь все жарче становился. Значит, приняли немцы небольшой заслон за серьезную силу. Обмануты они, это уже успех.