Удар иглы
Шрифт:
Аппетит пропал. Я отодвинул тарелку. Липкий, неприятный страх все более овладевал мной. Я понимал: чтобы стать настоящим воином, нужно преодолеть и Детскую браваду, и этот мерзкий, позорный, унизительный страх. Смогу ли? От мальчишества я, как мне представлялось, уже избавился…
Правда, дальнейшие события показали, что с этим все обстояло как раз наоборот.
– Ужинаете, мой друг? – спросил появившийся Терехин. Он внимательно посмотрел в мое лицо, и в его глазах, как мне показалось, было понимание и сочувствие. – Могу предложить кое-что. Бодрящ сей напиток и целителен.
Он извлек большую
– Первая переделка – самая тяжелая. Лучшее средство – стаканчик доброго напитка.
Конечно же, одного стаканчика не хватило. За ним последовал второй. После третьего пришло тепло и благостность.
– Я узнал фамилию того офицера, – сказал Терехин, наливая еще и не обращая внимания на мой не слишком убедительный протест.
– И как же его зовут? – спросил я беззаботно, но тут же меня будто окатило холодной волной.
– Никитин его фамилия. Федор Васильевич…
Легче всего было бы плюнуть на лже-Никитина и заняться своими делами. Шпион или не шпион – поди разберись. Не мое это дело. Но так поступать было бы негоже. Попросту сказать – бесчестно. Ведь если он злоумышленник, то от него может исходить угроза нашим войскам. Один такой враг может принести столько бед, сколько не принесет и целый неприятельский полк. Значит, если я оставлю его в покое – это пойдет на пользу туркам и во вред нашему государству. Можно было бы пойти к начальству и доложить обо всем, но возникала пренеприятная возможность быть поднятым на смех, а то и самому быть заподозренным в неблаговидных делах. Кроме голословных утверждений и честного слова, у меня ничего нет. Да и человек я здесь новый.
Таков примерно был ход моих рассуждений. Но, кроме того, по годам своим я еще был довольно легкомыслен и неискушен в подобных делах. К тому же голова моя была забита мечтами о славе, подвигах, звании спасителя Отечества. В нее лезли настырные и глупые картины, как в императорском дворце мне вручают высший орден, высокие особы взирают на меня с уважением и благодарностью, а после сам князь Потемкин берет меня за руку и доверительно шепчет: «Да, брат, если бы не ты…» И государыня – она тоже улыбается мне… Нет, разумом я понимал, что все это несуразица, ничего этого не будет, зато неприятности могут быть превеликие. Но куда там – доводы рассудка не могли обуздать мои устремления. И я решил в одиночку разобраться с лжегусаром и изыскать доказательства государственной измены!
Да, я был глуп, это несомненно. И вместе с тем оказался прозорлив, ибо эти мальчишеские честолюбие и мечтательность вовлекли меня в невероятные события, в результате коих я стал тем, кем есть сегодня, и ни разу не пожалел об этом. Короче, опять вторглось в мою жизнь Провидение, на сей раз в виде моей взбалмошности и несерьезности – качеств, которые я столь долго пытался изжить под руководством разлюбезнейшего друга и учителя Осиповского,
Для начала я задумал установить за лже-Никитиным наблюдение. Благодаря выросшим у меня усам, внешность моя претерпела за последнее время сильные изменения, и я смел надеяться, что он меня не узнает. Да еще и физиономия моя была далеко не столь выразительна, как у него.
Следующий вечер был тих и красив. Закатное солнце озарило небо алыми лучами. Хотелось
В этот час костровые раскладывали дрова в ямах, раздували огонь, водоносы таскали от Дуная воду, предназначенную для приготовления ужина. ЛжеНикитин восседал около одного из костров, рассеянно ковыряя палкой землю. О чем он думал? Эх, если бы знать это! Время от времени к нему подходили какие-то личности и, перебросившись двумя-тремя словечками, исчезали в темноте. Ничего необычного в этом не было. Офицеру приходится решать множество вопросов, беседовать со многими людьми. Как угадаешь, с кем из этих людей связывали его темные делишки?
Наконец, мне показалось, что я дождался момента и увидел именно то, что нужно. Внимание мое привлек один из солдат. Я плохо разбираюсь в мундирах, но, по-моему, он принадлежал к Лифляндскому егерскому полку. Солдат был маленького роста, сгорбленный, худощавый, какой-то забитый. Он быстро получил от лже-Никитина записку и засеменил к оврагу. Солдат уже совсем было затерялся среди кустов, как мне пришло в голову, что не худо было бы навестить в одном из егерских батальонов своего давнего приятеля секунд-майора Дробышева, который, помнится, охоч был до женского пола и одно время ухлестывал за моей кузиной Татьяной, когда бывал в нашем московском доме. Решив так, я заспешил за егерем.
Секунд-майора я отыскал довольно быстро, а помог мне в этом все тот же всеведущий капитан Терехин, вполне оправившийся от припадка «трясучки», как он сам называл свое состояние после контузии.
Мне повезло. Солдат служил под началом «душки Дробышева», как его называла Татьяна. Весельчак и ерник тут же попотчевал нас новым анекдотом, который потихоньку передавался из уст в уста между лифляндскими егерями.
– Вы слышали, уважаемые государи мои, что наш всеми почитаемый князь Потемкин Таврический незадолго до штурма крепости Очаков учудил. Он пригласил к себе своего генерал-адъютанта господина подполковника Карла Федоровича Баура и велел ему – что вы думали? ха-ха-ха! – взять подорожную и что было духа скакать в Париж… за модными башмачками для свояченицы Прасковьи Андреевны Потемкиной. Мы посмеивались над странностями князя – в Сибирь он посылает за огурцами, в Калугу – за тестом, в Париж – за башмачками! Так что же вы думаете? Баур, прибыв в раскрасавец Париж, заказал-таки модные башмачки в самых дорогих мастерских.
Уже через несколько дней после его приезда французы только и говорили о странном поручении русского вельможи, заставившего своего адъютанта проделать путь через всю Европу. Ведь война же, русские сражаются у стен Очакова, а их предводитель ублажает дам! Один французик, говорят, даже сочинил на эту тему водевильчик. Каково?
А Баур тем временем, закупив целый воз башмачков, отбыл в Россию и успел как раз к штурму Очакова.
– Да все это сплетни! – махнул рукой капитан Терехин.