Удар «Молнии»

Алексеев Сергей Трофимович

– Спасибо, брат. – Глеб пожал Иванову руку. – Но прости, не пойду.

– Объясни, я пойму.

– Ты сам сказал – я профессиональный вояка.

– Но у тебя же классный опыт оперативной работы, тем более в условиях нелегальности, в тылах противника…

– В том-то и дело, что в тылах противника, а не у себя дома, – отпарировал Головеров.

– А говоришь, ощущение, будто в чужой стране…

– Это только ощущение…

Иванов потер затылок, встал и подал руку:

– Все ясно. Иди уговаривай соседку, если что – звони.

Он оставил рабочий

и домашний телефоны, распрощался и ушел. А Глеб сел на его нагретое место и стал думать, что можно продать, чтобы вырученными деньгами расплатиться с соседкой. С пустыми руками идти к ней не следовало. У него была новенькая машина – «Жигули» восьмой модели, стоящие в гараже уже три года в ожидании, когда освободится от службы хозяин. Еще и покататься не успел, так что машину продавать нельзя, гараж тоже нельзя, да и не скоро продашь. А деньги же нужны сегодня… Глеб открыл шкаф и сразу наткнулся на дарственные золотые часы и награды – пригоршню орденов и медалей. Он не знал цен, потому распихал в карманы все свои сокровища и поехал на Старый Арбат.

За одни часы дали больше, чем за два «картавых» – так называли орден Ленина. Глебу было жаль орденов, потому что, продавая их, вспомнил свою давнюю юношескую мечту времен поступления в воздушно-десантное училище: вот он, старый, боевой генерал, собирается на парад и надевает китель, будто в панцирь, закованный ровными рядами наград. Он был хорошим солдатом и генералом мечтал стать, да теперь уж никак этой мечте не сбыться, даже до «барашка» на голову не успел дослужиться, а мог бы! Мог! Через год получил бы, а прожил всего – тридцать два…

Дед Мазай почуял беду или неведомым путем узнал, что один из «зайцев» тонет, ни с того ни с сего примчался – его красная «девятка» стояла у подъезда. Глеб обрадовался, махнул на второй этаж, однако у двери генерала не оказалось. Он явился через пару минут, как Глеб вошел в квартиру, – услышал звук открываемой железной двери.

– Что, намокла задница? – заворчал он с порога. – Бултыхаетесь тут в водяре день и ночь… Работу нашел?

– В МИД переводчиками не берут, – доложил весело Головеров. – В «Интурист» – рожами не вышли, смущает родословная…

– Куда захотели! В МИД!.. Говорил вам: ищите свою нишу в обществе!

– Ниша у нас одна, дед: рэкет рэкетиров, экспроприация экспроприаторов. Работа для головы и рук.

– Там для вас хорошая ниша оставлена. – Генерал осмотрел жилище и плюхнулся в кресло. – И деляны на лесосеках отмерены – за пятнадцать лет не вырубить.

– Сначала пусть попробуют взять.

– Брать вас не станут, перестреляют из-за угла у собственных подъездов. Правых и виноватых – всех на всякий случай. Думай, начальник штаба! Думай!

– Дед, а ведь ты виноват! – возмутился Глеб. – Ты держал нас в черном теле, ты нас изолировал от общества. И мы ему теперь не нужны.

– Я правильно делал! – взорвался генерал Дрыгин. – Потому что я – государственник. И знаю, что для чего существует в этом мире. Такая «Молния» необходима любому режиму в супергосударстве.

Любому! И нашим жлобам, если удержатся у власти, это придет в голову… А вам, «зайцы», и не нужно знать, как и чем живет общество. Вы только обязаны обеспечивать его высшие интересы. Как монахи, сидеть и молиться и радеть за свой народ. Вы готовились для поединков. Вы – Осляби и Пересветы!

– Спасибо, отец Сергий, – съязвил Глеб. – Утешил!

Дед Мазай вздохнул, натянул на колене вязаную шапочку, сдобрился:

– Давай, Глеб, давай, короткими перебежками вперед. Ты молодой! Давай!.. Прикрывайте друг друга. Прости, мне нечем вас прикрыть, патроны кончились.

От его слов почему-то пахнуло пороховым дымом. У сладковато-душного этого запаха было одно замечательное качество, открытое Глебом еще в первой операции: он обладал наркотическими свойствами, притуплял чувство страха и в какой-то степени даже веселил. Особенно ярко это ощущалось, когда бой шел в здании и дым накапливался в коридорах и на лестничных клетках до какой-то особой кондиции. Легкий аромат его казался пустым и летучим; перенасыщенный же запах напоминал уже запах свежей крови…

– Меня тут пригласили бороться с организованной преступностью, – сообщил Головеров. – Я отказался…

– Почему? Ну почему вы от милиции нос воротите?

– Да тут другое… Надо же привыкнуть, сделать движение. Помнишь, как ты первый раз объяснялся в любви? Рот откроешь – слова не идут.

– Кто про что – вшивый про баню, – вздохнул генерал. – Кстати, о птичках, я тут разведку провел без тебя, почти все уладил с соседкой. Девчонка видная, да только стерва, думаю, ты тут и сам время не терял…

Головеров вдруг с тоской отметил, что не исполнил своей неофициальной должности и не успел толком рассмотреть нижнюю соседку. Затопление сбило «прицел», залило окуляры… А ведь воду собирали с пола бок о бок.

– Упустил, – признался он. – Я и соседей-то не знаю…

– Зовут ее Женя, двадцать пять лет, работает на фабрике мягкой игрушки швеей. Хозяин – какой-то голландец, – доложил генерал. – За порчу квартиры требуется восемьсот тысяч плюс моральный ущерб на такую же сумму… Вот как надо бабки зарабатывать! И ведь ничего не скажешь! Пострадавшая сторона! Поехали по мужикам искать деньги…

– Я нашел, – сказал Глеб. – Хватит, еще себе немного останется.

– Чего ты сидишь? – рассердился дед. – Иди вручай! Немедленно! Привалит комиссия из префектуры – составит документ!..

Они простились на лестнице, и Глеб неназойливо позвонил в дверь соседки Жени. Она освобождала кухню от вещей и легкой мебели: паркет все-таки вспучился и прогибался под ногами, как резиновый. Деньги взяла сразу, без всякого жеманства, и Глеб успел оценить ее – действительно ничего! Эдакая мягкая игрушка, и взгляд уже теплый, даже ласковый, – наверное, после генеральской разведки. А в движениях некоторая беспомощность, приглашение к тому, чтобы помог убрать с кухни тяжелые шкафы. Головеров сделал это с удовольствием, предложил свою помощь на будущее и удалился.