Удар молнии
Шрифт:
— Классно! — наконец сообщила она. — Я кончила. Так быстро.
— Сейчас прибегут соседи. Спасать тебя.
— Я орала?
— Немножко, — рассмеялся я.
— Да и черт с ними, с соседями! Давай раздевайся и полезай в постель. Разминка закончилась. Теперь я буду тебя насиловать. Впереди у нас трудовая ночь.
И стряхнув на пол болтающиеся на щиколотках трусы, Татьяна принялась задвигать шторы.
Я осторожно отлепил от себя Татьяну и, выбравшись из кровати, натянул брюки. За окном опять моросил мелкий дождик. С далекой кухни до меня доносились слабые отзвуки громко включенного радио. Там в это время, собираясь на смену, должен был завтракать Пантелеймоныч.
Я
— А-а-а! — Пантелеймоныч, действительно, восседал за своим кухонным столиком и прямо со сковородки уплетал яичницу с колбасой. — Агент ноль-ноль-восемь! Иди сюда, выпей кофе.
Я достал из шкафчика кружку, налил в нее кипятку и бухнул сразу две ложки «Элита». Пантелеймоныч со змеиной улыбочкой наблюдал за моими действиями.
— Бледный ты нынче. Осунувшийся, — пробубнил он, прожевав кусок колбасы. — То-то я слышал, сегодня Танька полночи визжала, словно сирена. Мы уж с Инессой хотели спасателей вызывать. Или пожарных. Да нет, говорю, не спеши. Может, они мазохисты. Так пущай наиграются…
— Поболтай, поболтай, — беззлобно проговорил я.
— …А. ведь в твоем возрасте на сердце это может сказаться. И на простате… — Пантелеймоныч больше не смог выдерживать серьезного вида и гулко расхохотался. — Ишь, молодец, — одобрительно пробасил он. — Дал Таньке сегодня просраться. Так держать! Движешься верным курсом! — Он отставил в сторону сковородку, смел со стола хлебные крошки и выключил орущее прямо мне в ухо радио. — Эх, соседушко, на работу пора. А тебе в душ, смывать ночные грехи. — Он подошел ко мне сзади и возложил свои тяжелые заскорузлые кувал-дочки-лапы на мои плечи. — Вот что скажу тебе, Славка. — Тон изменился. В нем больше не было ни капли прежней беспечности и озорного звона. — Нехорошо все с Ларисой. Проморгали ее. Позволили увести из-под самого носа. И я тоже, дурак… Мог же помочь, вмешаться. Так думал, чего лезть в чужие дела? А вот ведь как повернулось… Так не стесняйся, если чего. Обращайся. Соберу мужиков в цеху, мы этим черным устроим. Лады?
— Договорились. Спасибо. — Я обернулся и благодарно пожал Пантелеймонычу руку.
Мне не были нужны его мужики. Справлюсь без них, своими скромными силами. Но как приятно открывать в людях новые горизонты! Развеселый работяга-сосед, от которого раньше я не слышал ничего, кроме насмешек, вдруг решительно подставляет мне свое пролетарское плечо, чтобы я смог на него опереться. И искренне ругает себя за то, что не сделал этого раньше. Нет, ну как все же это приятно!
Я допил кофе, забрался под душ и стоял там не менее часа, обретая прежнюю форму, изрядно утраченную за сегодняшнюю безумную ночь. Татьяна обработала меня по полной программе: всю спину расчертили алые ссадины от ее ногтей, на груди и плечах орденами и эполетами темнело несколько основательных синяков. Поясница гудела так, словно всю ночь я таскал огромные мешки с солью.
«А как же она? — злорадно размышлял я. — Походочка будет сегодня, как у гусыни? Или ей наплевать? Ну и Татьяна!»
Когда я вернулся в комнату, она все еще сладко спала. Я, стараясь не скрипнуть, плотно прикрыл дверь в спальню, достал из коробки последний, недоеденный вчера кусок торта и с ним в руке подошел к окну.
Дождь… Серый безликий денек… Серая мрачная улица… Серая безысходная жизнь… Две серые блестящие машины — БМВ и «опель монтеро», которые только что заняли места на вытертом колесами газоне. БМВ принадлежит папаше Салмана… Ага! Вот и он сам вылезает из-за руля. А кроме него… Раз, два, три, четыре… А кроме него еще пять человек, дружным стадом столпившиеся на дорожке возле подъезда.
Я уперся лбом в холодное стекло и напряг зрение, но, как ни старался, ни одной знакомой рожи не обнаружил. Уяснил только одно — это кавказцы, притом большинство из них весьма бандитской
Я дождался, когда компания зайдет в подъезд, и сразу бросился в коридор к телефону.
— Я уже давно встала. Просто вчера рано легла, — сообщила Алина. — Как у тебя?.. Серьезно?.. Еще пять человек?.. И с вольтами?.. Отпад! Сегодня повеселимся! Буду у тебя к десяти. Прихвачу все, что надо, а ты сейчас же вызванивай Джона. Он пригодится.
— До встречи.
— Целую.
Я нажал на клавишу сброса и быстро накрутил номер, который вчера как следует вбил себе в память. «Араб» ответил мне сразу, внимательно выслушал все мои наставления, повторил адрес, по которому должен подъехать, а от себя лишь добавил:
— Я прихвачу легкие броники. Кто знает?..
— Отлично! — Я повесил трубку, заглянул в спальню еще раз проверить, не проснулась ли сексуальная террористка Татьяна, и поплелся на кухню обследовать холодильник в поисках какой-нибудь снеди. В предвкушении предстоящей схватки я испытывал легкий мандраж. — Я был уверен, что избежать ее не удастся. В морозилке я нашел огромный шмат сала, на дверце — пяток яиц и, критически наблюдая за весело шкварчащей сковородкой, подумал, а не отказаться ли сегодня от завтрака? Если я сытым брюхом словлю пулю, то перитонит будет мне обеспечен в самой что ни на есть тяжкой форме. Но потом я вспомнил про обещанные бронежилеты, а шкварки на сковородке приобрели аппетитнейший золотистый цвет. И я откинул в сторону все гнетущие мысли о предстоящих ранениях и аккуратно расколол первое яйцо из пяти.
Я не хотел лишний раз пугать Татьяну и подбрасывать ей дополнительную информацию для сомнений и размышлений. Но нам надо было где-то надеть жилеты, а единственным подходящим местом для этого была моя бывшая комната.
— Здравствуйте, — пискнула разлюбезнейшая Алина и разве что не сделала реверанс, когда Татьяна открыла нам дверь. Маленький «араб» лишь молча кивнул головой.
— Таня, мы на минуту. Надо переодеться. Не в подъезде же… Я просительно смотрел на свою бывшую супругу и откровенно боялся, что у нее достанет дурости выставить нас вон. Но она всегда была мудрой женщиной.
— Проходите. Слава, ты же сказал, что заглянешь попозже.
— Вот и заглянул, — усмехнулся я, проводя своих гостей в комнату.
Джон с облегчением опустил на диван большую дорожную сумку. Судя по тому, как он нес ее, изогнувшись всем телом, весу в ней было не меньше тридцати килограммов. Алина подошла к окну и, встав за портьеру, начала внимательно изучать окрестности.
— Прикрой, пожалуйста, поплотнее дверь, — попросил я Татьяну, и она мгновенно выпустила наружу когти.
— Что, с той стороны? — Глаза приобрели кошачий блеск. — Но пока что я здесь…
— Да нет, Танюша, — улыбнувшись, перебил я ее. — Не надо никуда выходить. Оставайся. От тебя у нас нет секретов.
Джон, склонившийся над своей сумкой, обернулся и бросил на меня неодобрительный взгляд, но уж я-то изучил свою бывшую женушку за годы совместной жизни. И точно знал, что доверить ей можно очень и очень многое. Она относится к той редкой породе женщин, которые умеют держать язычок за зубами. И то, что она увидит сейчас в этой комнате, дальше этой, комнаты и не выйдет.
Татьяна заперла дверь на замок, приволокла из спальни стул, устроилась на нем верхом, опираясь локтями о спинку, и уткнулась пронзительным» взглядом в Алину, стремясь, должно быть, вычленить у нее те минусы, которые потом можно будет предъявить мне. Алина же, не обращая ни на кого внимания, отошла от окна, стянула с себя нарядную блузку с кружевными фестончиками и, голая по пояс, терпеливо ждала, когда Джон передаст ей бронежилет.