Удар небесного копья (Операция «Копьё»)
Шрифт:
– Он в Ле-Бурже выступал. Вроде как с французом воздушный бой разыгрывали. Ну и врезались друг в друга. Костя катапультировался, а француз – всмятку.
– Ишь ты, – Золотарёв присвистнул. – А почему? Их же натаскивают.
– Натаскивают, – согласно кивнул Стуколин, – но там чего-то не сходится. Француз флаттер [78] на крыло словил и выйти не успел. С другой стороны, «Мираж» – машина надёжная, и пилот был опытный. Потом в нашей прессе версия мелькала, будто бы с французом приступ случился – журналюги что-то про наследственную болезнь раскопали. А автоматическая система управления, сам понимаешь, не справилась. «Мираж», говорят, прямо в воздухе разваливаться начал. А крайним оказался Костя…)
78
Флаттер – незатухающие упругие колебания частей самолёта,
Среди других развлечений имелась хорошая семиструнная гитара. Оказалось, что многие из пилотов владеют этим инструментом. Даже Громов не отказывал себе в удовольствии исполнить пару-другую песен из репертуара туристов-альпинистов-спелеологов. Пел и специфические песни лётчиков, лучшие из которых сочинены были, разумеется, не офицерами, а вполне гражданскими и приземлёнными людьми, умеющими не стесняться своих чувств.
«Пошёл на взлёт наш самолёт,Прижал к земле тоскливый вереск,Махнул рукой второй пилотНа этот неуютный берег.Ночной полёт – тяжелая работа,Ночной полёт – не видно ничего,Ночной полёт – не время для полётов,Ночной полёт – полночный разговор.А на земле – не то чтоб лес,А просто редкие березы,Лежат на штурманском столеЕщё не пройденные грозы.Летим всю ночь по курсу «ноль»,Давным-давно нам надоелоСмотреть на жизнь через окноИ делать дело между делом.А я не сплю, благодарюСвою судьбу за эту муку,За то, что жизнь я подарюНочным полётам и разлукам.Ночной полёт – тяжелая работа,Ночной полёт – не видно ничего,Ночной полёт – не время для полётов,Ночной полёт – полночный разговор». [79]79
Стихи Юрия Визбора.
Что касается «полночных разговоров», то они в основном были посвящены одной и главной теме – внезапной предновогодней отставке Бориса Ельцина и близящимся выборам Президента Российской Федерации. В этом вопросе между пилотами наметился очевидный раскол. Большинству нравился премьер-министр Путин, исполняющий обязанности президента до начала выборов.
«Наш человек, – говорили они. – Нормальный, смелый, за свои слова отвечает делом. Не то что эти старые продажные пердуны. И полковник к тому же – знает, почём солдатская лямка».
Им импонировали его решительные заявления, очевидный патриотизм и простой, доходчивый юморок. Особенно сильное впечатление на офицеров произвёли перелёт премьера на спарке [80] «Су-27УБ» и его похвала в адрес этой и без того выдающейся машины.
«Наш Президент! – твердили сторонники. – Наконец-то по-человечески заговорил. Армия теперь поднимется. И авиация».
Данную точку зрения на фаворита «президентской гонки» разделял и Алексей Стуколин. Поэтому он был сильно удивлён, когда двое его друзей – Алексей Лукашевич и Сергей Золотарёв – вдруг выступили против.
80
Спарка – двухместная модификация истребителя, используемая для обучения молодых пилотов.
Оппоненты аргументировали свою позицию так.
– Ну ты подумай, Алексей, – говорил, к примеру, Лукашевич, – этих старых пердунов мы хотя бы знаем. Нам известно, кто они, чего каждый из них стоит. И чего предложит, когда к власти придёт. А что мы знаем об этом полковнике? Только то, что он полковник КГБ, а КГБ – это далеко не армия. А то, что он на спарке летал, – так это чистой воды реклама.
– Мы о нём многое знаем! – горячился Стуколин. – Он наконец-то чеченов прижал, а то замотали в конец. И это… задолженности погашает.
– Ельцин четыре года назад тоже погашал, а толку?
Тут уже встревал Золотарёв:
– А ты в Чечне был?! – с яростью наседал он на Стуколина. – Видел, что там делается? Ах, не был? Ну тогда и не выступай! С чеченами он, блин, «разобрался», как же! Как в первую войну не знали толком, ради чего всё это, так и во вторую.
– Вы что, за коммунистов голосовать собираетесь? – заходил с другого конца Стуколин. – Они вам построят
– Ты стрелку, значит, не переводи, – огрызался Золотарёв. – На твоём Путине тоже свет клином не сошёлся.
– В самом деле, – подтверждал Лукашевич. – Нашёл тоже кандидата. Я вот, например, за Говорухина голосовать собираюсь. Мне его «Пираты» до сих пор нравятся. [81] И мужик он стойкий.
Громов по вопросу о выборах занял нейтральную позицию.
«Поживём – увидим», – говаривал он, когда его припирали к стене, требуя конкретного ответа.
Наверное, он знал больше остальных, но предпочитал не распространяться о своём знании. Остальные же спорили до хрипоты, как это всегда среди русских бывает, когда речь заходит о высокой политике. И, как это всегда бывает, не находили точек соприкосновения. Что, впрочем, не мешало им быть довольно крепким и слаженно работающим коллективом.
81
Станислав Говорухин выступал в своё время сценаристом фильма «Пираты ХХ века».
На пятой неделе обучения начались полёты. Сначала со шкрабами на спарках, потом – индивидуальные. Каждый полёт подробнейшим образом разбирался, пилотам указывали на их ошибки и давалось новое задание.
Чтобы, по выражению старшего инструктора Барнавели, «совмещать приятное с полезным», задания, которые выдавались пилотам, всегда содержали в себе отработку того или иного боевого манёвра – в конце концов, на «Нитке» собрались не зелёные курсанты, и они умели уже побольше того, чтобы бесконечно выстраивать в воздухе простейшие «коробочки». [82] Как известно, маневренные возможности «Су-33» просто фантастичны, но старший инструктор, отслуживший несколько лет в Центре боевого применения авиации, отлично понимал, что в большинстве случаев эти манёвры, производящие сильное впечатление на завсегдатаев авиационных шоу, в реальном бою неприменимы: у обыкновенного кадрового пилота, оказавшегося в сложной ситуации, нет времени на выработку хитрых тактических ходов – ему бы отстреляться и уйти от ответных ракет, вот и вся премудрость. Кроме того, Барнавели помнил, как трудно заставить даже опытного морского лётчика активно маневрировать над открытой водной поверхностью. Выработанная ещё в училище привычка ориентироваться по линейным размерам наземных объектов, помноженная на недоверие к радиовысотомеру, стала серьёзным препятствием при переподготовке пилотов для ВМФ. Естественное опасение не рассчитать дистанцию и зацепить воду накладывало отпечаток на психологические реакции лётчиков, исключая сложное маневрирование на низких высотах. Поэтому Тимур Мерабович настаивал на том, что в случае прямого военного столкновения между авиагруппами противнику нужно навязывать ближний высотный бой. В этом варианте высокие маневренные характеристики «Су-33» давали русским пилотам заметное преимущество.
82
«Коробочка» – траектория полёта самолёта над аэродромом в ожидании разрешения на посадку, по форме представляющая прямоугольник с большой стороной, параллельной ВПП.
Чтобы закрепить соответствующие рефлексы, старший инструктор разделил обучающихся на два условных авиакрыла по четыре звена в каждом. По чётным дням за противника играло «первое авиакрыло», по нечётным – «второе». Несмотря на то, что самолёты потенциального противника были менее маневренны, чем «Су-33», Барнавели не стал вводить ограничения на возможности «противного авиакрыла» (так прозвали его лётчики), но настаивал, чтобы пилоты, играющие за врага, придерживались тактики воздушного боя, принятой в авиации ВМФ США. В частности, изучались наступательные манёвры «High-speed Yo-Yo» («Быстрый двойной вираж»), «Lag pursuit roll» («Бочка» с последующим отставанием от цели), «Low-speed Yo-Yo» («Медленный двойной вираж») и главный оборонительный манёвр – «управляемая бочка» на форсаже с большим радиусом вращения. Учащиеся должны были выработать ответную тактику, сводящую действия противника на нет. И хотя каждый понимал, что предсказать развитие реального воздушного боя невозможно, подобная практика весьма способствовала закреплению необходимых навыков.
Бои шли с переменным успехом, что способствовало возникновению духа здорового соперничества между звеньями и вызывало горячие обсуждения постфактум. Лётчики хвастались своими успехами, словно мальчишки, не доигравшие в «войнушку». Только Барнавели всегда был готов добавить свой фитиль в чужую бочку с мёдом, показывая на разборах, как много просчётов было допущено победившей стороной. Победители не спорили – им хватало самого факта победы.
В холле общежития, где устраивались ежевечерние посиделки, появилась грифельная доска. На ней энтузиасты начертили мелом таблицу, в которой по вертикали были расположены графы звеньев, а по горизонтали отмечалось количество побед и поражений каждого звена. На основании данных таблицы определялись победитель дня и звено-чемпион. Ещё через некоторое время, после того, как обозначились фавориты, заработал подпольный тотализатор. Ставки в нём были невысоки, но всё искупал азарт.