Удар судьбы

Посняков Андрей

— А чести я их, случайно, девичьей не лишил?

— С этим еще не разобрались, — серьезно ответил чиновник.

Лешка неожиданно засмеялся — уж больно вся эта картина напомнила ему известный всем фильм.

— Ты что смеешься-то? — судейский удивился. — Плакать надо!

— А часовню я случайно не разваливал?

— Часовню?! — с какой-то непонятной радостью вдруг переспросил чиновник. — Я так и знал, что это — тоже твоих рук дело! А говорили — турки, турки… Какие турки — когда вот он, человек сам признался. Ничего

не поделаешь, придется восстанавливать.

Лешка сидел, словно в прострации — и в самом деле не знал, смеяться ему или плакать?

— Ну, иди пока в камеру, — следователь махнул рукой. — Посиди, подумай.

— О чем думать-то?

— О том, куда делись три золотых блюда, два серебряных, непочатая амфора с дорогим хиосским вином, противни для жарки блинов и кирпичи от разрушенной тобою часовни!

— Господи! — Лешка схватился за голову. — Противни-то мне зачем понадобились?

— Вот уж этого не знаю, — пожал плечами чиновник. — Сиди, вспоминай.

А был уже вечер, почти что ночь, и снова в окно светила луна, мешала спать, будоража сердце и душу, слишком уж властно нахлынули вдруг воспоминания. Воспоминания о… Лешка даже не знал сейчас — было это иль не было?

Он уселся в углу, на старой соломе, подтянув колени к груди. Загремели цепи. Сквозь затянутое решеткой оконце издевательски подмигивали звезды.

Ну вот, докатился… Верней — докатался. Вот уж поистине правду говорят — от тюрьмы да от сумы не зарекайся.

Правда, пока ничего, обращались вежливо. Не били, не угрожали, только вот заковали в цепи да бросили в камеру. Не очень-то тут удобно — ни скамеек, ни нар, одна гнилая солома.

Снаружи загремел засов. Вошли два стражника:

— Поднимайся. Идем.

— Куда?

— Увидишь.

Ну да, конечно. Мог бы не спрашивать.

Гремя цепями, Лешка зашагал между стражами по полутемному тюремному коридору.

— Стой! — его поставили лицом к стене, загремели ключами. Похоже, пришли…

И где же вчерашний следователь?

— Заходи.

Лешка очутился в небольшом помещении с низким потолком и покрытыми серой штукатуркой стенами. Потрескивая, горели свечи. Посередине, прямо напротив дверей, стоял большой стол, за которым сидел какой-то лысеющий усатый чиновник в темно-коричневой далматике — нет, не следователь, другой.

Слева от стола, у стены, имелась длинная скамья… С нее поднялись сразу двое:

— Алексей!

Лешка заморгал глазами от радости:

— Владос! Георгий! Вы как здесь?!

— Благодаря милости господина куратора, — оба разом поклонились усатому.

— У вас время только до восхода солнца, — потеребив усы, напомнил тот. — Говорите быстрее.

— Хорошо, — Владос повернулся к Лешке: — Так вот, пока ничего не спрашивай, слушай…

Юноша слушал, время от времени кивая головою. Оказывается, виновником столь крутых изменений в его судьбе оказалась не

столько драка, хотя и она имела место, а гнусные происки избалованного сыночка столичного протопроедра Герасима, настрочившего обстоятельнейший донос в канцелярию автократора – базилевса, в котором, кроме драки, обвинял неосторожного юношу во всех грехах, какие только смог выдумать. Нельзя сказать, чтоб Лешка сильно удивился сему известию. Герасим… Ну, кому еще? Разве что, Никифору Макриту? А вот бы их стравить!

— Неплохая идея, — засмеялся Владос. — Обязательно стравим. Но сейчас пока не о том надобно думать — как тебя отсюда вызволить, вот вопрос!

— Да уж, — покосившись на занимавшегося своими делами куратора, Лешка махнул рукой. — Представляете, обвиняют черт знает в чем — и на полном серьезе!!

— Это неважно, — покачал головой Георгий. — То есть неважно в твоем случае. Видишь ли, у протопроедра хватит возможностей продавить любое решение… Нет, нет, о казни речь не идет, но долгосрочная каторга — тоже вещь малоприятная. Эх, хорошо бы тебе скрыться из города хотя бы на полгода. За это время много воды утечет, и много чего изменится.

— Как же мне отсюда уехать? — недоуменно переспросил Лешка. — Ведь тюрьма!

Он опасливо оглянулся на тюремного куратора, но тот даже усом не шевельнул. Сидел себе, читал какие-то свитки, да время от времени делал в них пометки, обмакивая остро заточенное перо в яшмовую чернильницу.

— О том подумаем, — ободряюще улыбнулся Владос. — Ведь с тобой-то мы свиделись, а это, я скажу, не так-то просто! Кстати, привет тебе от всех ваших — через старика тавуллярия. Хорошо о тебе отзываются, добрая, говорят, драка, хорошо повеселились!

— Как вы узнали, что я здесь?

Георгий улыбнулся:

— Помогла некая дева… кстати, тебе знакомая.

— Ксанфия?!

— Тсс! Никаких имен.

— Но она ж вас не знает!

— Зато знает, где ты живешь. Вернее — нашла. Ну а дальше уж мы взялись…

Усатый тюремный чиновник вдруг оторвался от своих бумаг и важно сказал:

— Время!

— Да – да, — спохватились Владос с Георгием. Послушник мягко улыбнулся:

— Увы, Алексий, но мы вынуждены уйти. Не падай духом и надейся не только на Господа! Мы еще свидимся, ну а пока — прощай.

— До свидания, — улыбнулся Лешка. — До скорого свидания, друзья!

Когда он вернулся в свою камеру, сквозь решетчатое окно уже виднелись золотящие утренние облака лучи — первые лучи восходящего солнца. Лешка прижался спиною к стене и задумался. И в самом деле — было над чем подумать.

Правда, не дали — подсадили еще одного узника, высокого крепкого парня на вид чуть постарше Лешки.

— Фирс, — сразу представился он. — Как здесь соломка, мягкая?

— Да я б не сказал, — Лешка вполне искренне улыбнулся — ему и в самом деле понравился нежданный сосед — вроде ничего себе парень, веселый.