Удар судьбы
Шрифт:
Да, несомненно, Алие было приятно встречаться с не по-здешнему красивым парнем. Первый раз Лешка подловил ее у колодца — наплевав на возможные насмешки, помог дотащить тяжелые кадки с водой. Потом — слово за слово — познакомились, девчонка бойко говорила по-гречески — и стали встречаться, сначала украдкой, а потом и почти что открыто. Но пока все шло целомудренно, даже до поцелуев еще не доходило — просто сидели, да трепали языками, — и Лешка решил форсировать события, уж слишком мало времен оставалось до осени, каких-то два месяца. Ну, сентябрь – октябрь еще ладно — а дальше?
Шла уже середина июля, когда Харчалла послал девушку на луга, за свежим сеном — погода стояла солнечная, и копны как раз должны были успеть высохнуть. Лешка — а жил он при корчме в небольшой хижине — понаблюдал, как девушка запрягает лошадь, выбрался за ворота первым… И неожиданно выскочил на пути из кустов:
— Ага! Не ждала?!
— Ждала! — расхохоталась Алия. — Видела, как ты за мною подсматривал. Не стыдно?
Усевшись на телегу, Лешка посмотрел девчонке в глаза:
— Очень бы хотелось, чтоб было стыдно… А тебе?
— Да ну тебя, Али…
— Ты знаешь, как это здорово — целоваться?
— Нет, нет… что ты… ну, пожалуйста…
Губы девушки говорили одно, а глаза — совсем другое.
Крепко обняв Алию, юноша принялся со всей — ничуть не наигранной — страстью целовать ее в губы и шею…
— Перестань, перестань… Увидят!
— Тогда поехали побыстрее на луг! Гони же лошадь, гони!
— Гоню… Но имей в виду — только один поцелуй! Хорошо — два.
А телега уже тряслась по кочкам луга. Вот и жнивье… Лешка живо покидал в телегу копны, упарился — тяжело и жарко — стащил через голову рубаху и лукаво взглянул на девчонку:
— Кто-то обещал поцелуй!
— Н-ну… — Алия тревожно огляделась по сторонам. — Ладно. Только один.
— Ты же говорила — два.
Губы молодых слились в поцелуе, Лешкины руки выпростали из-под широкой юбки Алии белую льняную рубашку.
— Что… — шептала девушка. — Что ты делаешь?
— Я хочу перецеловать все твое тело… Пупок… — Лешка задрал рубаху повыше. — Грудь…
— Ой…
— Тебе неприятно?
— Мой дядя…
— Потом погорим о дяде, ладно?
Полетели в траву и стащенная наконец рубаха, и юбка… Голая Алия потянулась к юноше всем своим телом…
И, конечно, об этом узнал Харчалла, а Лешка и не старался, чтоб не узнал, наоборот. Позвав парня к себе, кабатчик вперился в него тяжелым взглядом. Лешка опередил готовые сорваться с его губ слова:
— О, уважаемый Харчалла! Осмелюсь ли я попросить руки твоей милой племянницы?
— Алии? — уточнил кабатчик.
— Ну, у тебя же одна племянница! Мы любим друг друга.
— Одной любви мало! — Харчалла задумчиво посмотрел на Лешку. — Спору нет, ты неплохой парень и смелый боец… Но вот, честно тебе скажу — слишком уж беден! Кто я — и кто ты?
— Я тоже об этом подумал! — улыбнулся юноша. — И решил пойти в набег с отрядом Косого Абдуллы!
— Но он же мусульманин!
— Ну и что? Ему тоже нужны хорошие воины. До богатых городов урусутов неблизкий путь.
— Однако, — Харчалла покачал головой. — Ты выбрал нелегкий путь.
— Я пригоню много рабов и скота! Посмотрим еще, кто из нас будет беднее!
— Вах! — Кабатчик немного помолчал, а затем махнул рукой. — Уговорил. Клянусь, если ты приведешь к зиме скот и рабов, Алия будет твоей!
Лешка улыбнулся:
— Спасибо на добром слове, дорогой родственник!
Косой Абдулла с удовольствием принял нового воина, к тому же рекомендованного самим Харчаллой — а кабатчика уважали по всему побережью. Отряд прибился к большой и многолюдной орде Кадай-бека, сильной и молодой орде — у каждого воина было по три заводных коня — жаждущей богатств и славы. И то, и другое можно было получить в земле урусутов. Туда и пошли.
Степь, бескрайняя голубая степь, бесконечным ковром расстилалась под копытами коней, и горьковатый запах полыни будоражил Лешкино сердце предчувствием близкого дома. Потом потянулись леса, сначала небольшие рощицы, а потом и очень даже непроходимые буреломы. Там юноша и сбежал в одну из темных ночей. Долго мыкался по деревням, даже пристал к скоморошьей ватаге, и все расспрашивал про окрестные болота. Скоморохи смеялись:
— Да что тебе дело до этих чертовых болот?
— Не до чертовых, а до Черного!
И нашел-таки!
В одной из деревень крестьяне с ужасом кивали головами — да, мол, есть такое болотце, там частенько пропадает скот и люди, верно — утаскивает леший или болотник.
— А точно — Черное болото называется?
— Да, точно!
— А никаких… гм… необычных предметов там нет?
— Необычных?! Господи! А ты-то откуда знаешь?
— Ну, ну?!
— Там, на Черной болотине-то, стоит дом болотника! Ну, того что в болоте живет да людей утаскивает.
— Да не может быть!
— Может! Антип, мужик наш, видал — ужас, говорит, какой страшный! Сам железный, синий весь, как небо. А впереди — глаза!
— Неужто, глаза?
— Вот те крест! Так Антип говорил. Страшные, большие — так и смотрят, так и смотрят… Насилу ушел, Антип – то, а на следующий месяц — помер.
— Так покажете мне болото?
— Как идти — скажем, а уж сами с тобой не пойдем, извиняй.
— Ну, спасибо, мужики и на этом.
Селяне не обманули, привели к самой гати — отсель, сказали, иди. А в воздухе пахло грозою, небо сделалось темным, а над дальним лесом уже вовсю полыхали зарницы. Гроза… Это хорошо, что гроза…
Лешка заметил трактор еще издали — вон он, родной, синеет! Все так же сидит в болотине по самые уши, понятно, вытаскивать некому. И даже не поржавел нисколько! Не чувствуя, как текут по щекам слезы, Лешка ухватился за ручку распахнутой дверцы и забрался в кабину. Господи! Как хорошо-то!
И тут, над самой головой, громыхнул гром, и синяя молния ударила прямо в трактор! Свет померк в закатившихся глазах Лешки, и последнее, что он помнил, была Ксанфия. Она неслась в белой своей повозке по ночным улицам, залитым ярким электрическим светом, и попадавшиеся на пути светофоры подмигивали девушке желтым лукавым светом. Вот она, Ксанфия… Вот улицы… Светофоры… И вот — совсем ничего. Одна темнота… Темнота…