Удавка для бессмертных
Шрифт:
Встал, походил по комнате, всадил изо всей силы кулаком в стену свое отчаяние и злость. Выключил свет, лег на пол, подложив под голову валиком какую-то одежду, оберегая шишку от прикосновений, закрыл глаза и стал думать. Через час он заснул, и сон был легким, оздоравливающим. Еще через два часа Хрустов опять облился водой, провел не очень тщательный обыск на предмет оружия, но ничего не нашел, кроме большого охотничьего ножа, который Корневич хранил в кухонном столе. Голова перестала кружиться, шишка уменьшилась. Он набрал номер телефона соседки, у которой оставлял запасные ключи, и через десять минут выслушал ее завывания
Хирург Менцель должен был выйти на дежурство только на следующее утро, но к двеннадцати часам дня его нашли в институте, где он читал лекции, и хорошо поставленным голосом «попросили» срочно приехать в морг. Раздраженный Менцель в больнице сразу ринулся к кабинету главного врача и застал того в полной растерянности.
– Говорят, у тебя совершенно натурально потерялся труп? – почему-то шепотом спросил главный.
Менцель, написавший за утро семь объяснительных по исчезнувшему телу, только устало махнул рукой.
– Тут такое дело, – мялся главный, теребя дужку очков, – привезли три тела, у всех предварительный диагноз – сердечный приступ. Не нравится мне это.
– Одна организация, да?
Главврач кивнул.
– А по поверхностному осмотру?
– У двоих ничего. Никаких следов постороннего вмешательства. У третьего сквозное пулевое ранение.
– Обнаглели совсем, честное слово! – возбудился Менцель. – Я не буду писать сердечный приступ при пулевом ранении!
– Иди отсюда, – закрыл главный голову руками, – пиши что хочешь, я устал. Иди, пиши сердечные приступы двум другим, они как раз подходят! Одному лет двадцать, другому – не больше двадцати пяти. Самый возраст для скоротечных инфарктов.
– Почему я? – не уходил Менцель. – Кто настоял?
– Я настоял. Шесть хирургов в отделении. А с кем, кроме тебя, я могу говорить об этом?
– А завтра нельзя было?
– Нельзя. Два раза звонили, спрашивают, когда можно начать подготовку к похоронам.
– Это же черт знает что!
Менцель смерчем влетел в анатомическое отделение. Мытье рук его всегда успокаивало, но сейчас, устроившись поудобней у раковины, он почувствовал краем глаза какое-то движение на одном из столов, медленно оглянулся, смотрел несколько секунд на тело, накрытое простыней, и ехидно поздравил себя с нервным переутомлением.
Первая простыня сдернута. Молодое, отлично тренированное тело с наработанными мышцами. Вторая простыня. Еще одно весьма молодое тело. Мускулатура не наращивалась специально, но ноги сильные, а руки сухие. Занимался бегом. Ничего себе претенденты на инфаркт! Третья простыня. Голое тело на третьем столе стыдливо хватает простыню и закрывает свои причинные
– Ага, – бормочет он, – Корневич, если не ошибаюсь?
– Александр Корневич де Валуа, – объявляет тело и садится.
У доктора от такого уточнения происходит легкое головокружение, вполне достаточное для того, чтобы нашарить за спиной стул и сесть.
Корневич слезает со стола, внимательно осматривает металлический сток, укутывается простыней и изучает набор инструментов на небольшом столике на колесах. Больше всего его восхищает медицинская электропила. Он осматривает и молодых людей, словно не веря, поворачивается к доктору, странным жестом римского патриция приглашая того в свидетели.
– Это мой сержант! А это мой младший лейтенант. Это мои ребята. Они что, мертвые?
Менцель кивает головой, потом разводит руками и пожимает плечами:
– Точный ответ я могу дать только после вскрытия. Вы, голубчик, меня отучите доверять поверхностному осмотру.
– Так. Где моя одежда? – Корневич заторопился.
– Должен вас огорчить, одежда ваша, в общем, разрезана. Навряд ли ее можно будет надеть.
– Какой идиот разрезал мою одежду?
– Вероятно, тот самый, который раздевал труп. То есть я хотел сказать, который думал, что он раздевает труп, а на самом деле… Санитар имеет право разрезать одежду, чтобы обнажить труп, если уже наступило трупное окоченение. Разрешите поинтересоваться, вас ничего не беспокоит?
– Абсолютно. Ребят жалко, ничего не понимаю. Отчего они умерли?
– Предварительный диагноз – сердечный приступ.
Корневич, не говоря ни слова, приподнял сначала сержанта, которому он совсем недавно отпускал звонкий щелбан, осмотрел спину, затылок. Потом младшего лейтенанта. Менцель присоединился к нему, осмотрел рот у каждого и глазные яблоки.
– Если хотите, – предложил хирург, – можете посмотреть на вскрытие. Откройте рот, высуньте язык. Закройте. Следите за моим пальцем. Вы все равно вроде как здесь уже живете. Заодно и выясним, что у них с сердцем.
– Стоп! – крикнул Корневич, наблюдая застывшим взглядом процес натягивания перчаток. – Моя подмышка!
– Желаете, чтобы я осмотрел вашу подмышку на предмет запаха?
– Нет. На предмет укола.
Менцель достал лупу. Включил операционную лампу. Потом они вдвоем с Корневичем склонились над сержантом.
– Знаете, уважаемый де Валуа, – пробормотал хирург, нашарив ручку и очертив место укола, – почему бы вам не воспользоваться одеждой, оставшейся от некоторых наших больных?
– От трупов, что ли? – Корневич перешел к младшему лейтенанту.
– Когда они в больницу поступили, были совершенно живы. Просто у меня такое чувство, что вам надо поторопиться.
– Мне тоже сделали укол под мышку, я потерял сознание. Почему они умерли, а я нет? Может, у меня тела много? На меня нужно было больше яда?
– Вы своего рода феномен. Опустите простыню, я вас послушаю. Потрясающе, просто потрясающе. Знаете что, сделайте мне приятное, де Валуа.
– Ладно. Можете меня обнюхать или исследовать. И где там одежда?