Удавка для бессмертных
Шрифт:
Просто редкой красоты.
Лучше нам ее не видеть,
Лучше нам ее не слышать,
Лучше нам ее не трогать, я так думаю, а ты?
Если эту лошадь тронуть,
Столько вдруг произойдет!
Солнце в омуте утонет,
Ракушка себя зароет,
И волчицей ночь завоет,
И багровый снег пойдет.
Мы не тронем эту лошадь,
Мы не слышим эту лошадь,
Мы не станем и смотреть!
Эта лошадь – это смерть!
Вот такое немного грустное стихотворение, но мы думаем, что папе Сусанны, который служит на границе, будет приятно узнать, что дочка сочиняет для него стихи. Еще она сообщает, что уже научилась хорошо писать и это письмо написала сама. Московское время одиннадцать часов тридцать минут. После выпуска новостей «Полевая почта» «Юности» продолжит свою работу…»
Часть II
В пятницу утром повалил снег. Февраль сдался за два дня до своей кончины. Снег шел и в субботу, и в воскресенье, обозначив свое шествие по Москве заносами, авариями на дорогах, то есть ежегодным стихийным бедствием под названием «идет снег». Ева Николаевна по двенадцать часов сидела с бумагами, прослушивала пленки, отрабатывала архив. Шесть часов она спала, а еще шесть оставались на снег. Это время Ева подгадывала так, чтобы быть с близнецами. Вся квартира завешана сохнущими вещами, снегом пахнет прихожая, вся в лужах от обуви, мокрой шерстью вязаных носков и рукавичек на батареях пахнет кухня, зимой пахнут розовые щеки, счастьем пахнут ладошки и волосы детей. Они выросли, уже тяжело нести обоих по лестнице под мышками, уже ощутимо отдаются их снежки – согретые специально до ледяной корки снаряды. Они вдвоем уже могут повалить ее в снег и пресекать сопротивление с неистовством победителей.
– Курлыка-цыганюка! – отвлекается во время возни Ива, и Ева смеется и целует ее в обе щечки, потому что Ива показывает на обнаглевшую ворону и лучше про ворону не скажешь.
В воскресенье вечером – она теперь приезжала в аналитический центр к Зое и Аркадию после девяти, уложив близнецов, и работала там до часа ночи – Ева точно знала, что человек, убивший ее сотрудников уколами под мышку, имеет какое-то отношение к Федеральному информационному центру, в котором Мышка просматривала перед смертью газетный материал. Вход в который за углом Лаборатории.
Этот центр был создан всего два года назад. Обработка печатного материала, валом идущего по всей стране, проводилась и раньше, но это делали информационные аналитики ФСБ. Когда пришло время исчезновения телевизионной цензуры, печатный вал и теленеожиданности решено было объединить в одну структуру. В эту структуру пришли новые люди, не имеющие отношения к Службе безопасности. Они работали по договорам, получали сдельно за каждую отслеженную интересную или сенсационную информацию, которую можно было использовать в СБ. Центр вырос, поделился на пять отделов. Один из них даже работал конкретно с рационализаторскими предложениями по улучшению структуры власти или созданию новых исследовательских систем в промышленности и науке – вот до чего доходило иногда воображение и нереализованный потенциал бросившихся в беллетристику научных сотрудников или занявшихся мемуарами отставных руководителей. Из фээсбэшников в Центре осталось только десять человек: по два руководителя на каждый отдел, которые анализировали уже полностью отслеженную информацию. Из них: двое выпускали в жизнь «результаты по опросу общественного мнения», трое могли головой поручиться за стопроцентную достоверность информации, которая потом шла в дробилку ИТАР-ТАСС, еще двое просеивали фантастику и технические неожиданности в литературе, один человек вылавливал в теле-газетно-журнальном и художественном вале секретную информацию, которая была абсолютно достоверной, но никогда не разглашалась, отслеживая таким образом решивших подзаработать «белых волков» – оставшихся в живых и «потерявшихся» особо секретных агентов. Один руководитель отдела был одновременно советником президентской гвардии – единственным из этой гвардии, который всегда знал, что происходит за стенами Кремля, и последний из десятки – координатор общественного мнения, полковник Корневич де Валуа.
Это была не единственная должность Корневича, в Федеральной службе он числился координатором в отделе СР (секретные разработки), не имел своей команды, не имел заместителей и помощников, пользовался привилегиями и правом решающего голоса при закрытом голосовании в случае непредвиденных ситуаций в стране и при угрозе безопасности в целом. Ева его вычислила быстро: только координатор такого ранга имел кодовые доступы ко всем отделам Федеральной службы, мог залезть в компьютеры ее Лаборатории и войти в здание в тот момент, когда там никого нет. Таким образом можно было объяснить неожиданное появление в Лаборатории
На большом листе ватмана Ева вычертила графики, временные и количественные составляющие смертей, связанных с именем Корневича де Валуа. В восемьдесят четвертом он в девятом отделе. Отдел ликвидирован. Клички агентов. Потом не забыть посмотреть их имена. У троих – сердечный приступ (знаем мы эти приступы), у остальных – коллективный нервный срыв и смерть от огнестрельных ранений. У Скрипача и Юны тоже произошел нервный срыв после получения конвертов. Больше всего настораживает, что после восемьдесят четвертого, то есть после «смерти» этого Корневича, о нем достаточно много информации, но поверхностной, без доступа к разглашению. Отсутствие информации – привилегия особо секретных агентов, но в архивах ФСБ можно по коду допуска поинтересоваться особенностями работы многих СА. Многих, но не этого. Вариантов два. Либо в этот момент агент действительно умер и под его именем стал работать совершенно другой человек, либо пошел запрет на информацию по коду «угроза госбезопасности».
– Я тебе нашла Орла из девятого отдела, – подходит Зоя и склоняется к Еве. – Остальные имена птичек мне ничего не говорят, а вот Орел тебя заинтересует. – Она кладет под руку Еве папку, отходит, но не сводит с нее глаз. Ева замечает напряжение Зои, вздыхает и отодвигает клавиатуру.
– Ну что там интересного? – Она открывает папку. – Хрустов Виктор Степанович, – читает Ева безо всякого выражения, – девятый отдел, двадцать первый отдел, Афганистан, спецотдел Федеральной службы по борьбе с терроризмом, отставка.
– Хорошо владеющая собой агент Ева Курганова. Браво.
– Да ладно, я уже три дня жду, что наткнусь на его имя. Я приготовилась заранее, – вздыхает Ева.
– Хочешь выйти на него и взять информацию о девятом отделе из первых рук?
– Нет.
– Ты не хочешь узнать, почему весь отдел вымер, а он и Корневич остались живы и переведены в контрразведку?
– Хочу. Но не от него. Если это серьезный заслон, то и наша прошлая близость не поможет. Я пойду с другой стороны. Смотри. Из моего отдела трое были убиты «санитарами» – Мышка, Физик и Псих. Остальные, в том числе и я, получили конверты с приказами от бригады «С». Есть в этом логика?
– Да уж, конечно, есть, – усмехается Зоя. – Особенно мне нравится, когда ликвидацию Евы Кургановой заказывают Еве Кургановой. А насчет логики, почитай учебник, как любит повторять мой муж. Есть инструкции по предотвращению информационных катастроф. Когда в многочисленной структуре обнаруживается дырка, другими словами утечка или наличие нежелательных случайных свидетелей, – монотонно декламирует Зоя, – то по инструкции ликвидации подлежат не только эти информированные намеренно или случайно агенты, а и тот представитель структуры, с которым данные агенты могли пойти на вынужденный контакт, в силу специфики его работы. То есть передала ты сообщение через связного, связного уберут вместе с тобой.
– Что это за инструкции такие?
– Это у тебя впереди. Это для руководителей структур. Кто из тройки, которая была убрана «санитарами», работал вместе по одному делу?
– Мышка и Физик. Они работали в последний день по долларам, запрашивали информацию из ФБР по коду. – Ева смотрит на Зою, многозначительно кивающую головой.
– Да, – говорит Зоя, – именно так. Точно по инструкции. Психа убрали как «представителя структуры, с которым агенты могли пойти на вынужденный контакт в силу специфики его работы».