Удивительная история, или Повесть о том, как была похищена рукопись Аристотеля и что с ней приключилось

Островер Леон Исаакович

«Где он?» — спросил я.

«На пункт его сволокли!»

«Ранен?»

«А то нет! Получил от нас!..»

После совещания я отправился на медицинский пункт. Было уже светло. Со двора выезжали повозки; изба была забита ранеными. Два врача работали в пристройке, заменявшей операционную.

«Гвоздилин

тут?»

Старший врач извлекал из чьей-то спины осколок. Раненый сидел на табурете, низко склонив голову.

«Подождите, товарищ командир, — ответил старший врач. — Сейчас закончу и пойду с вами».

Осколок застрял глубоко, врач извлекал его пинцетом.

«Все в порядке… Йод! Повязку! — приказал он фельдшеру. — Пойдемте, товарищ командир».

Идти пришлось недалеко.

«Товарищ командир, у Гвоздилина нашли…»

«Скажите сначала, в каком он состоянии».

«Плох: ранен в грудь, раздроблена тазовая кость».

«Выживет?»

«Вряд ли».

«Поговорить с ним можно?»

«Самочувствие весьма неважное».

«Теперь скажите, что вы нашли».

«Вроде блокнота какого-то. Он был у него прибинтован к ноге».

«Что за блокнот?»

«В мешочке он, а мы мешочка не вскрывали. Он у него в комнате».

Мы вошли в избу. На кровати, под серым байковым одеялом, лежал Гвоздилин. Его можно было узнать только по рыжей бороде. Глаза провалились; лоб и щеки будто вымазаны разведенным мелом. Он что-то шептал, а тонкие длинные пальцы, согнутые в суставах, с паучьей сноровкой шевелились над одеялом.

Стыдить или упрекать не имело смысла.

Я повернулся к выходу и почему-то шепотом спросил у врача:

«А мешочек этот где?»

Он взял его с подоконника и подал.

Я распорол мешочек, достал оттуда книжку в тонком переплете, раскрыл ее, и… меня точно

варом обдало: безбородкинская рукопись! Я провел пальцами по обороту первой строчки: три бугорка! Она!

Я кинулся к раненому:

«Гвоздилин! Откуда у вас эта рукопись?! Гвоздилин! Слышите меня?! Откуда у вас эта рукопись?»

Я кричал не своим голосом.

Гвоздилин посмотрел на меня — его взгляд был осмысленный.

«…фон Тимрот… Тимрот… Семеновского… полка… Тим… рот… Виль… гельм…» — И замолк. Пальцы, согнутые в суставах, застыли.

4

Только альпинист, который после трудного восхождения очутился наконец возле недоступного ледника, может понять, почему я так глубоко вздохнул. Честно говоря, я не верил, что профессор свой рассказ закончит когда-нибудь: слишком часто он отклонялся в сторону.

Но он свой рассказ закончил: рукопись найдена!

— И больше она не терялась? — спросил я, ощущая холодок при мысли, что превратности военной обстановки могли снова отозваться на судьбе рукописи.

— Я отослал ее в Петроград. С верным человеком.

— Удивительная история!

— Эх, я мог бы еще рассказать вам, как эта самая рукопись из Йемена попала к кардиналу Ришелье и Орлеанам, а от них к канцлеру Безбородко, — вот это действительно одиссея!

— Пожалуйста, профессор, прошу вас, расскажите!

— Торопыга вы этакий! За нами никто не гонится. Вот вернемся в Новые Черемушки, сядем с вами на скамеечку на нашем Профсоюзном бульваре, тогда и совершим путешествие из таинственного Йемена, из страны, где выращивают лучший в мире кофе-мокко, в средневековый Париж, где этот лучший в мире кофе-мокко пил кардинал Ришелье.