Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции
Шрифт:
Здесь ворон опустился неподалеку от маленькой приземистой лачуги. Вместо окон у нее была лишь одна отдушина. Из трубы поднимался дым с искрами, а из лачуги слышались громкие удары молотов.
— Когда я вижу эту кузню, — сказал ворон, — я невольно думаю о том, что в стародавние времена в Хэрьедалене, и особенно в здешнем селении, водились такие превосходные кузнецы, равных которым во всей стране не было.
— Может, ты и о них помнишь какую-нибудь историю и собираешься рассказать ее мне? — спросил мальчик.
— Да, вспоминается мне история об одном кузнеце из Хэрьедалена, — ответил
— А я не отступлюсь. Смогу, верно, отличиться и я, — не сдавался кузнец.
Положил он железо сразу на наковальню, не раскалив его прежде в горне, и начал бить молотом, покуда оно не разогрелось. Да и стал выковывать один гвоздь за другим. При этом ни угля, ни мехов, с помощью которых раздувают огонь в горне, он и в руки не брал. Никому еще не доводилось видеть кузнеца, который бы ловчее управлялся с молотом. И объявили хэрьедаленского кузнеца наипервейшим в стране.
Тут Батаки умолк, а мальчик еще больше призадумался.
— Хотел бы я знать, зачем только тебе понадобилось рассказывать мне эту историю?! — спросил мальчик.
— Просто она пришла мне на ум при виде старой кузни, — как можно равнодушней ответил Батаки.
Путешественники снова взмыли ввысь, и ворон понес мальчика на юг, в приход Лилльхердаль, что лежит на самой границе с Далекарлией. Здесь ворон опустился на поросший деревьями курган, поднимавшийся на самой вершине горного кряжа.
— Знаешь ли ты, что это за курган, на котором мы стоим? — спросил Батаки.
Мальчик вынужден был признаться, что не знает.
— Это — могильный курган, — объяснил Батаки. — А похоронен тут человек, которого звали Хэрюльф. Он первым поселился в здешних краях и стал возделывать землю.
— Может, ты и о нем хочешь что-нибудь рассказать? — спросил мальчик.
— О нем я слышал совсем немного, — ответил Батаки. — Он вроде был норвежец и поначалу состоял на службе у норвежского короля, но после не поладил с ним, и пришлось ему бежать из страны. Отправился он тогда к королю свеев, что жил в ту пору в Упсале, и нанялся к нему на службу. Но спустя некоторое время стал он требовать королевскую сестру себе в жены, а когда король не пожелал отдать ему столь знатную девицу, он бежал вместе с нею. Так и получилось, что ни в Норвегии, ни в Швеции жить он не мог, а уходить в заморские края ему не хотелось. «Должен же найтись еще какой-то выход», — подумал он, прихватил свои сокровища и отправился в сопровождении слуг на север через Далекарлию. Ехали они ехали, покуда не добрались до диких дремучих лесов на самой границе Далекарлии. Там он и осел, поставил себе дом и стал первым, кто поселился в
Дослушал мальчик предание, что рассказал ему ворон, и призадумался еще больше, чем прежде.
— Хотел бы я знать, зачем только тебе понадобилось рассказывать мне эту историю? — спросил он.
Батаки долго не отвечал, а только вертел головой да жмурил глаза.
— Раз уж мы здесь одни, — наконец сказал он, — воспользуюсь-ка я случаем и спрошу тебя об одном деле. Узнал ли ты точно, на каком условии этот самый домовой, что заколдовал тебя, согласен снова превратить тебя в человека?
— Я слыхал только об одном: я должен доставить белого гусака целым и невредимым на север в Лапландию, а потом снова на юг — в Сконе.
— Так я и думал! — каркнул Батаки. — Вот почему, когда мы встретились в последний раз, ты так гордо говорил о том, что ничего нет на свете хуже, чем изменить другу, который надеется на тебя. Надо бы все же поподробнее справиться у Акки об этом уговоре. Знаешь, ведь она сама побывала у вас в Вестра Вемменхёге и беседовала с домовым.
— Акка мне ни слова об этом не говорила, — забеспокоился мальчик.
— Наверно, она сочла, что лучше тебе не знать, какое условие ставит теперь домовой. Ей, ясно, больше хочется помочь тебе, чем Мортену-гусаку.
— Просто удивительно, Батаки, как тебе всякий раз удается опечалить и встревожить меня! — вздохнул мальчик.
— Может, так оно и кажется с виду, — ответил ворон, — но на сей раз ты будешь мне благодарен, когда я передам тебе слова домового. А сказал он так: ты снова станешь человеком, если доставишь домой Мортена-гусака и матушка твоя его зарежет.
Мальчик вскочил.
— Не иначе, ты это придумал мне со зла! — вскричал он.
— Можешь спросить саму Акку! — каркнул Батаки. — Вон она летит в вышине со всей стаей! И не забудь предания, которые я нынче тебе рассказал! Помни: как бы ни было трудно, всегда есть путь к спасению! Надо его только найти! Меня порадует, когда я увижу, что тебе это удалось!
XLVIII ВЕРМЛАНД И ДАЛЬСЛАНД
Среда, 5 октября
На другой день во время привала, когда Акка щипала травку чуть поодаль от других диких гусей, мальчик улучил минутку и спросил ее, правда ли то, что ему рассказал Батаки. И Акка подтвердила: да, ворон правду говорил. Тогда мальчик взял с гусыни-предводительницы клятву, что она не откроет эту тайну Мортену. Ведь большой белый гусак так отважен и благороден! Мальчик очень боялся, что Мортен может сам навлечь на себя беду, если узнает, каково условие домового.
Потом Нильс угрюмо и молчаливо сидел на спине гусака, понурив голову и ничего вокруг не замечая. Он слышал, как дикие гуси кричали гусятам, что стая влетает в Далекарлию. Что сейчас, в горах севера, они увидят вершину Стедьян! Что они летят над рекой Эстердальэльвен и вот уже приближаются к озеру Хормундшён. А теперь, мол, под ними долина реки Вестердальэльвен! Но мальчик глядеть на все это не желал. «Видно, придется мне всю жизнь летать с дикими гусями по свету, успею еще всласть насмотреться на здешние края, пожалуй, даже больше, чем мне бы того хотелось», — равнодушно думал он.