Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса

Как, должно быть, чудесно в такую прекрасную погоду парить в воздухе, свежем, легком… И домашние гуси начали взмахивать крыльями, словно испытывая непреодолимое желание последовать за своими дикими сородичами. Но старая гусыня была настороже и всякий раз твердила:

— Не сходите с ума! Опомнитесь! Диких гусей ждут и голод, и холод!

И все же среди домашних гусей нашелся один молодой гусак, который, слушая призывный клич диких сородичей, воспылал желанием присоединиться к ним.

— Я полечу со следующей стаей! Пусть только прилетит! — сказал он.

И

вот в небе показалась новая стая; дикие гуси снова стали кричать:

— Летите с нами! Летите с нами! В горы! На север!

Молодой гусак ответил:

— Подождите! Подождите! И я с вами!

Он сумел подняться в воздух, но крылья, не привычные к полету, не выдержали, и гусак камнем рухнул на землю.

Должно быть, дикие гуси услыхали его крик. Повернув, они медленно полетели назад, высматривая, не летит ли он за ними.

— Подождите! Подождите! — снова закричал, пытаясь взлететь, молодой гусак.

Все это видел и слышал мальчик, растянувшийся на каменной ограде. «Немалый будет убыток, — подумал он, — если молодой гусак улетит. То-то будут горевать отец с матушкой, когда вернутся домой и хватятся его».

Снова позабыв, как он мал и беспомощен, мальчик спрыгнул с ограды и, очутившись посреди гусиного стада, крепко обхватил гусака за шею.

— Только посмей улететь! — пригрозил он.

В этот самый миг молодой гусак, взмахнув крыльями, наконец-то взлетел. Но сбросить мальчика он уже не мог. Не успел Нильс и глазом моргнуть, как оказался высоко в воздухе. Глянув на быстро удалявшуюся землю, он похолодел от страха: если прыгнуть вниз — разобьешься насмерть.

Что ему оставалось делать? С большим трудом Нильс перебрался на гладкую, скользкую спину гусака и обеими руками вцепился в гусиные перья. Голова у него кружилась, в ушах стоял страшный гул от непрестанно хлопавших по обеим сторонам крыльев.

КЛЕТЧАТАЯ СКАТЕРТЬ

Мальчик не сразу пришел в себя. Ветер бил ему в лицо, в глазах рябило, в ушах по-прежнему стоял страшный гул. Тринадцать гусей, окружавших его сплошным кольцом, хлопали крыльями и гоготали. Казалось, вокруг завывает буря. Он не знал, высоко ли, низко ли они летят и куда лежит их путь.

Как бы это разузнать? Надо собраться с духом и взглянуть вниз, но вдруг у него снова закружится голова?

Дикие гуси летели чуть ниже и чуть медленней, чем всегда, ведь их новый спутник — молодой гусак — с трудом дышал в разреженном воздухе. И они его щадили.

В конце концов мальчик все же заставил себя посмотреть на землю и увидел, что под ним расстилалась огромная скатерть, поделенная на невообразимое множество крупных и мелких клеток. Он видел сплошные клетки: косые, продолговатые, но все с ровными, прямыми краями. Ничего круглого, ничего изогнутого!

«Куда ж я залетел?» — удивился Нильс.

— Что это за огромная клетчатая скатерть внизу? — спросил он громко, хотя и не ожидал ответа.

К его удивлению, дикие гуси, окружавшие его, тотчас закричали:

— Пашни да луга! Пашни да луга!

И тут мальчик понял, что огромная клетчатая скатерть, над

которой он пролетал, — не что иное, как равнина провинции Сконе, светло-зеленые клетки на ней — озимая рожь, желтовато-серые — прошлогоднее жнивье, бурые — клеверные поля, а черные — пустующие пастбища да незасеянные пашни. Рыжеватые с золотистой каймой клетки — наверняка буковые леса. Ведь в буковых лесах высокие деревья в самой глубине леса зимой обнажаются, меж тем как низенькие буки, растущие на лесной опушке, сохраняют сухие желтые листья до самой весны. Виднелись внизу и темные клетки с чем-то серым посредине. То были большие огороженные усадьбы с почерневшими соломенными крышами и мощенными камнем дворами. А еще можно было различить зеленые, обведенные коричневым ободком клетки — сады, где уже вовсю зеленели лужайки, хотя окаймлявшие их кусты и деревья стояли еще голые, темнея лишь бурой корой.

Яркая пестрота клеток развеселила Нильса. Он даже засмеялся.

— Плодородная и добрая земля! Плодородная и добрая земля! — загоготали гуси, словно осуждая его за смех. И у него вновь сжалось от горя сердце. «Могу ли я радоваться? — подумал он. — Ведь со мной случилась самая страшная беда, какая только может стрястись с человеком!»

Но чем дальше летели гуси, тем меньше думал Нильс о своей беде, тем меньше усилий ему требовалось, чтобы удержаться на спине гусака. Его внимание привлекали птичьи стаи, летевшие на север. Они громко перекликались между собой, и в небе стоял страшный шум и гомон.

— Неужто вы только нынче перелетели море? — кричали одни.

— Да, представьте себе! — отвечали гуси.

— Как, по-вашему, здесь уже весна? — спрашивали другие.

— Пока нет, ни листочка на деревьях, вода в озерах холодная! — слышалось в ответ.

Пролетая над усадьбой, где расхаживали домашние птицы, гуси спрашивали:

— Как зовется эта усадьба? Как зовется эта усадьба?

И петух, задрав голову, горланил:

— Усадьба зовется Малая Пашня! Все как и было! Все как и было!

Большая часть дворов, по обычаям Сконе, носила, видимо, имена своих хозяев: усадьба Пера Матсона или же Уле Бусона. Но петухи придумывали свои названия, более подходящие, как им казалось. На дворах бедняков-арендаторов они орали:

— Эта усадьба зовется Бескрупово!

А петухи, что жили на самых бедных торпах, кричали:

— Усадьба зовется Маложуево! Маложуево, Маложуево!

Зато большие, зажиточные крестьянские усадьбы петухи пышно величали: Счастливое Поле, Яичная Гора, Денежная Кубышка.

В господских же усадьбах петухи были очень кичливы и не снисходили до шуток. А один из господских петухов горланил так громко, словно хотел, чтобы голос его донесся до самого солнца:

— Это усадьба помещика Дюбека! Все как и было! Все как и было!

Чуть подальше другой петух кричал:

— Это Сванехольм — Лебяжий Остров! Пусть весь мир знает!

Но тут мальчик заметил: гуси уже не летели вперед по прямой, а все кружились и кружились над всей равниной Сёдерслетт, словно радуясь, что снова вернулись в Сконе и могут поприветствовать каждую усадьбу.