Удивительное соседство
Шрифт:
— Поверь, в нашей стране много чего можно. Убью сразу двух зайцев, если съезжу прямо сегодня. Потом времени и так будет ограничено из-за навалившейся работы.
— Будь только аккуратнее, хорошо? — Лео заволновался.
— Да все будет хорошо, не в первый раз, — отмахиваюсь и улыбаюсь, сдерживая порыв Моцарта сбежать от меня в сторону площадки.
— Звони, если что, — мужчина похлопал меня по плечу, а сам развернулся и подошел к своей машине, отключая сигнализацию.
Проводив его взглядом, быстро погуляла с мопсом и вернулась с ним домой, уже вызывая такси по телефону. Как раз, пока заберу свою сумку
Так и получилось.
Проверила, на месте ли тот конверт, который я вчера забрала, чмокнула мопса на прощание, наказав вести себя культурно в мое отсутствие, и спустилась вниз. Автомобиль меня уже ждал возле подъезда, так что я сразу же плюхнулась на заднее сидение, повторив адрес.
Руки уже начинали трястись. Теребила в руках телефон, никуда его не убирав, и контролировала нашу поездку. И чем ближе мы были — тем больше в моей груди нарастала паника. Не знаю, откуда она бралась, но представив нашу не самую приятную встречу за последнее время, понимала, что возможно снова разругаюсь с матерью. И буду продолжать оставаться плохой дочерью.
Когда же водитель остановился возле панельного дома, знакомый мне с детства, я дала ему наличные без сдачи и поблагодарила. Выйдя из машины, почувствовала себя неуютно. Старая детская площадка, которую администрация уже давно не может привести в порядок — надеюсь, дети на ней не играют ради своей же безопасности. А раньше мы с Мирой часто здесь пропадали, если мама просила брать с собой мелкую. Дом давно потрепался — виднелись старые дыры и тонкие доски под ним, краска стала облезать и совсем выцвела, так что теперь был не нежно-розовый, как раньше, а какой-то грязно-сиреневый. Про двери, ведущие в подъезд вообще молчу — от них одно название.
Каждый шаг давался мне с трудом, но идти все равно нужно, если хочу решить вопрос. Меня никто не заставляет, я могу этого не делать, но тогда Мира будет сидеть и страдать, а я буду ходить раздраженной из-за навязчивой почты, которая ко мне не имеет никакого отношения.
Сердце билось чаще. Было такое состояние, будто мне не хватало кислорода — в горле совсем все сжалось, стало трудно дышать и внутри вновь возникла паника.
Я еле сглотнула, померила свой пульс, чтобы убедиться, что мне правда не плохо, а это просто глупые переживания из-за встречи с мамой. Вот тебе и сильная старшая сестра, которая на самом деле, много чего боится.
Зашла внутрь разваливающегося подъезда. Деревянные балки скрипели под ногами, а каждая ступень, ведущая вверх, казалась непреодолимым препятствием. Но я смогла и теперь стояла перед ненавистной мне дверью.
Рука потянулась к звонку. Не знаю, работает ли он сейчас и может вообще стоит постучаться, но попробовать стоит. На удивление, звонок сработал, и я стала дожидаться, что хоть кто-то выйдет ко мне.
Маму долго ждать не пришлось — дверь отворилась, и я увидела перед собой совсем другую женщину, которая с изумлением смотрела на меня. Она сильно изменилась с последней нашей встречи — похудела, осунулась, была чересчур бледной с синяками под глазами, столько новых морщинок появилось, и мама будто мгновенно постарела еще лет на десять, чем до этого. На ней был старый домашний халатик с цветочками, яркий такой, с замочком посередине. А на худые ноги были надеты мягкие тапочки и тонкие носки, еще
— Привет, мам.
— Лерочка, здравствуй. Ты в гости или так…по пути? — даже ее голос был таким осипшим и наполнен унынием, что даже как-то ее жаль стало. Что же происходит в ее жизни сейчас, если она так выглядит? Точно не что-то хорошее и радужное.
— Я по делу пришла. Пустишь?
— Проходи, не на пороге же стоять, — мама пропустила меня внутрь, отойдя в сторону. Тут ничего не поменялось — все такие же обои, те же самые покрашенные деревянные полы в ужасно-оранжевый цвет и этот запах…довольно неприятный, которого раньше не было никогда. Алкоголь. Дым сигарет. Каждый миллиметр дома пропах ими, вызывая во мне отвращение.
— Мам, скажи честно, ты что, начала пить? — повернувшись к ней, в лоб задала вопрос, чтобы не ходить вокруг, да около.
— Лерочка, нет конечно. Это мой сожитель — Гена. Ушел вот, в магазин.
— За еще одной чекушкой, да? И ты с ним за компанию? — во мне вскипела злость, но я пыталась сдерживать свои эмоции, чтобы не ругаться.
— Нет, я не стала бы, ты же знаешь, что ненавижу всю эту гадость, — начала оправдываться она.
— Зато нас с сестрой гоняла за это! А сейчас живешь так!
15 глава
— Что?
— Ты забыла, как запрещала общаться с другими детьми, чтобы те не научили нас пить и курить? Я понимаю, что ты нас пыталась оберегать, но не такими же способами, лишая нас общения и друзей. А когда я пришла с выпускного? Сделала всего один глоток ради интереса и то поняла, что это мне не нравится. И что ты сделала? Чуть волосы мне не вырвала, на домашний арест посадила. И твоя любимая фраза — это нельзя! Твои запреты вечно делали только хуже.
— Лера, что ты такое говоришь! Я пыталась защитить вас от этих пагубных вещей, — взмолилась она.
— Правда? А сейчас ты своего сожителя не учишь жить без алкоголя и сигарет? М? Это же вредно! Это же ужасно! От этого умирают! Так ты нам говорила! — я не заметила, как сорвалась на крик. Мама напугалась, закрывая входную дверь и пыталась подойти ко мне, чтобы успокоить.
— Дорогая, успокойся.
— Мам, как ты не понимаешь? Я терпела весь этот ужас восемнадцать лет! Мира терпела это, как могла и потом сбежала от тебя, как и я, потому что это невыносимо. Все наше детство прошло, как в тюрьме. Ты могла спокойно запереть нас на замок в комнате, лишить еды и воды. А учеба? Ну это-то святое! Девочки, учитесь, будьте отличницами, будьте послушными и хорошими! А мы не такие, мама! Мы не куклы, мы не роботы, у нас тоже есть чувства, свои мечты, свои желания! — еще немного и я начну плакать. Слезы уже подкатывали, а ком в горле становился все больше, отчего глотать стало сложнее.
— Лера! Я хотела, чтобы вы были самыми лучшими, добились чего-то в жизни, были счастливы! — мама подошла слишком близко, взяв меня за плечи. Она вглядывалась в мои глаза, сжимая пальцы.
— Счастливы? Тогда почему запрещала мне пойти в художку? Рвала мои рисунки, называла бездарностью! Это по-твоему поддержка любящего родителя, который желает своему ребенку счастья? — я всхлипнула, чувствуя обжигающие слезы по щекам. Меня задавила боль в груди, несправедливость по отношению к нам с Мирой. Я всю жизнь думала, что мама нас не любит, что мы ей не нужны.