Уэлихолн
Шрифт:
Корделия Кэндл на прощание бросила на сына строгий взгляд и вышла из его спальни. Стоило двери стукнуть, а ручке замереть, как Томми провалился в сон.
Проснулся он спустя час. Бой каминных часов как раз и вырвал его из сырого колодца сна, до краев наполненного отвратительной белесой слизью, напоминающей мамино лекарство.
Мальчик с трудом разлепил глаза. За то время, что он спал, ему стало еще хуже. Жар тоже никуда не исчез.
«Это все рыбий жир! — с ненавистью подумал Томми. — Проклятый
Доктор Лоувелл так и не пришел. Но он все равно не помог бы, ведь пилюлями от кашля и уколами не лечат проклятие ведьмы. Его вообще ничем не лечат!
Странная мысль вдруг появилась в голове Томми.
— Мне нужно найти ее… — пробормотал он. — Я отыщу ее, и она меня вылечит… А если я буду здесь лежать, я умру…
Томми оторвал голову от подушки, и она едва не отвалилась. Пошатываясь, он выбрался из постели и начал дрожащими пальцами расстегивать бледно-голубую пижамную рубашку. Одна пуговица отлетела в сторону и закатилась под кровать. Он не заметил этого. Мальчик вывернул рубашку наизнанку, после чего надел ее снова. То же он проделал и со штанами: вывернул и надел.
— Я встречу ее… Я ее найду, и она поможет…
Он открыл дверь и направился к лестнице. На площадке кто-то стоял. Старуха в длинном черном пальто и широкополой черной шляпе всем своим видом походила на худую тень.
Мальчик на мгновение будто раздвоился: один Томми оценил сварливое выражение лица старухи и вроде бы даже узнал ее, другой не обратил на нее никакого внимания, тут же забыв о ее присутствии, как только перевел взгляд на ступени под ногами; не остановился он и когда старуха его окликнула. Она что-то громко вещала ему вслед о нынешней молодежи, о вежливости и почтении, но ей пришлось удовлетвориться монологом.
Один Томми, внимательный мальчик, оказавшись в прихожей, заметил множество чемоданов у основания лестницы; другой — просто шагнул по ним, не глядя преодолевая препятствие.
Входная дверь была открыта, в нее залетали желтые и оранжевые листья, подхваченные ветром. Мальчик и не подумал останавливаться, он шагнул в дверной проем. На пороге оба Томми как будто столкнулись и объединились.
Плиты дорожки холодили босые подошвы. Под открытым небом легче не стало. Томми почувствовал, что вот-вот упадет в обморок.
Толкнув калитку, мальчик вышел на тихую пустынную улицу. По мостовой носились туда-сюда листья. Хмурое небо чернело и нависало низко-низко. Уже зажгли фонари. Светились окна домов. Барнсы выставили на ступеньки крыльца несколько тыкв с вырезанными глазами и улыбками. Злобные тыквенные рожи провожали мальчика своими свечными взглядами.
Томми не узнавал дороги — он будто впервые видел эти почтовые ящики и фонари. Прохожих не было, чему он не мог не обрадоваться: если все получится, лишние зеваки могут только помешать, если нет — он не будет выглядеть смешно и нелепо. Хотя ему сейчас было так плохо, что он все равно воплотил бы задуманное в жизнь, даже если бы мимо прогудел в два десятка медных глоток
Томми повернулся спиной вперед и медленно побрел прочь от Крик-Холла. Идти таким образом было неудобно. Поначалу мальчик шел неуверенно, пошатываясь и теряя равновесие, но с каждым шагом он все больше привыкал к подобному странному способу передвижения.
Со стороны его поведение могло показаться странным, но Томас Кэндл прекрасно знал, что делает: он шел по улице задом наперед в одной лишь вывернутой наизнанку пижаме, потому что просто пытался встретить мисс Мэри.
«Но почему подобным странным образом?» — спросил бы кто-то.
«Да потому, что она — ведьма! — был бы ответ. — А все знают, что ведьму можно встретить, надев одежду навыворот и пройдясь по улице задом наперед. Или думают, что знают: с этими суевериями никогда нельзя сказать точно…»
Томми двигала простая логика: он считал, что его заколдовали, и хотел, чтобы ему кто-то помог. А помочь могла лишь другая ведьма… добрая ведьма. Такая, как мисс Мэри. Мисс Мэри лучше всякого рыбьего жира. Что может быть проще?..
Томми пятился, следуя по улочке, которая полого ползла вниз с холма. Не позволяя себе оборачиваться и подглядывать, он надеялся и ждал. Ждал, что вот-вот… вот сейчас она появится… еще немного… еще пару футов…
Но он все шел и никого не встречал. И с каждой секундой, с каждым пройденным шагом он отчаивался все больше. В голове стучало: «Что ты делаешь?», «Куда ты идешь?», «Вот бы Чарли посмеялся…» и «Врут они все про ведьм: зачем им к тебе являться, даже если ты пятишься и надел одежду навыворот? Это же глупо!»
Томми так задумался о том, какой на самом-то деле дурацкой была его идея, что в первый миг и сам не заметил, как на кого-то натолкнулся.
Да! Это была она! Он ее встретил!
— Получилось!
Томми обернулся.
— Что получилось? — спросила мама.
Не сработало! Не вышло! Конечно, а чего еще ожидать от глупых суеверий?!
— Это ты? — захныкал мальчик. — Почему это ты?
— А ты кого рассчитывал увидеть? — удивилась мама.
В руках у нее был коричневый бумажный пакет, из которого торчали длинные французские багеты; оттуда же пахло специями. Мама просто возвращалась из лавки.
Томми был раздосадован — нет, он был в настоящем отчаянии: все его надежды рухнули, сброшенные с обрыва и придавленные этим коричневым пакетом.
— Ну-у-у… — Томми разочарованно опустил голову. — Это всего лишь ты…
— Так, я не «всего лишь», а твоя мама, Томас Кэндл, — строго сказала мама и взяла сына за руку. — Позволь спросить, что ты делаешь на улице в таком виде? Да еще и босиком! Ты ведь болеешь!
— Не позволяю, — храбро заявил Томми и попытался выдернуть руку, впрочем, без особой надежды освободиться: мама умела цепляться, как кошка, которая карабкается по дереву.
— Что? — она не поняла.
— Не позволяю спросить, что я делаю на улице в таком виде.